Не знаю, — медленно произнес он.

И еще, грязь была только между рубчиками на подошвах туфель. Сами же туфли были чистыми.

Что вы хотите сказать?

Я хочу сказать, что скорее всего Ричи и не ходил в лес, вероятнее всего, он просто открыл дверцу своей машины и сделал несколько шагов по покрытой листьями земле. А затем он пошел вдоль дороги, чтобы добраться до съезда для машин, который как раз ведет к нашему дому. Винни, в том, что он шел по дороге, есть определенный смысл. Шорхэвен достаточно консервативен: уличное освещение считается чем-то вульгарным, недопустимым. Единственный свет ночью может исходить от луны или от фонарика. Кстати, вы получили список того, что было обнаружено при нем? Я не помню, чтобы там был карманный фонарик.

— Карманного фонарика не было. Одежда, ключи, часы, бумажник, как обычно с кредитными карточками, немного наличных денег. И все.

Слушайте же. Ричи шел по дорожке из гравия, где не было грязи, затем миновал главный вход и, обойдя кругом, подошел к кухне. Сомневаюсь, что он вошел в парадную дверь, она находится рядом с нашей… с моей спальней. Он попал в дом через кухню, отключив сигнализацию, вошел внутрь.

У него были ключи?

Да. Я не меняла замки.

Вы думаете, он решил вернуться к вам?

Да, — для меня это было таким облегчением, что он все понял. — Моя адвокат по бракоразводному процессу настаивала, чтобы я поменяла сигнализацию, — я не стала этого делать. Она, правда, ничего не говорила о замках. Видимо, она и мысли не допускала, что я могу этого не сделать. Она ошиблась. Я все лето была в таком ужасном состоянии. Да и потом, едва хватало сил подняться с постели и одеться, чтобы идти в школу. Мне было не до сигнализации.

А как насчет наружного освещения? Мог ли он различить эту дорогу, выйдя из леса?

Нет. Обычно я выключаю наружное освещение, когда ложусь спать. И еще, Винни, подумайте вот о чем: я оставалась одна с трупом в течение пяти-десяти минут, — я точно не помню, сколько, — пока не приехала полиция. Разве я не заметила бы тогда, что его одежда выглядит так, будто он продирался сквозь лес? Да, в этом и не было никакой необходимости: он прекрасно знал, что если пойдет по этой дороге, я не смогу его увидеть. Он также знал еще и то, что не могло прийти в голову и самому опытному грабителю — в нашей системе безопасности не было детектора движения. Понимаете, приспособления, чтобы определять, что кто-то подходит к дому. Быть-то он у нас был, но и дети, и собака, и даже еноты постоянно выводили его из строя.

Ну, хорошо. Если Ричи не мог испачкать ботинки, пробираясь через лес, то каким образом они оказались грязными?

Прежде, чем я отвечу на ваш вопрос, ответьте на мой— если я была единственной, кто мог его убить, почему у нас пол был испачкан грязью?

Он потер подбородок.

— Позвольте, я скажу вам, что я об этом думаю. С Ричи был еще кто-то, или, что гораздо более вероятно, этот кто-то следовал за ним, а затем проник в дом. Этот кто-то либо шел через лес — тем путем, которым и я бежала ночью — либо стоял несколько в стороне от дорожки, скрываясь под деревьями, в самой грязи и видел, как он входил в дом.

— Но вы сказали, что внешнего освещения не было. И вам пришлось включить свет, когда вы вошли в кухню.

— Да, это так. Но свет должен был включить Ричи. У него ведь не было фонарика. Верно? А ему надо было увидеть что-то, что он искал, что бы это ни было. И еще, убийце нужен был свет, чтобы увидеть и нож, и Ричи. На нем ведь не было множества ран? Нет. Всего одна — но точно в цель.

Продолжайте, — сказал Винни.

Однако давайте опять вернемся к грязи. Допустим, что убийца мог и налепить ее. После убийства, он, или она — пусть лучше будет «он», так как-то себе представить легче — заметил на полу грязь. Вот ужас! Но он слишком холоден, чтобы поддаться панике, и слишком опытен, чтобы поступить, как новичок-дилетант: ну, например, начать вытирать грязь. Он понимал, что если полиция заметит следы, ее подозрения удвоятся, если будет видно, что следы еще и пытались уничтожить. Тогда он вышел из дома, набрал грязи — может, где-то около машины — и прилепил ее к подошвам Ричи. Еще более вероятно, что он разбросал грязь по полу для того, чтобы следы от ботинок, которые он сам же и оставил, не были видны. Таким образом, стало казаться, что только Ричи и мог оставить эти грязные следы. А раз он вошел в дом один, то кто мог убить его? Только тот, кто находился в доме. Значит, я.

Кто же мог так подставить вас?

Вы что, издеваетесь? Вы думаете, что человек, решившийся на убийство, будет мучиться угрызениями совести из-за того, что я окажусь впутанной в это дело? Нет же. Он будет просто вне себя от радости, что подвернулся какой-то простофиля, который и спас его от виселицы.

А вы не догадываетесь, кем был убийца — мужчиной или женщиной?

— Хотела бы я это сама знать. Ричи не так хорошо ладил с мужчинами, как с женщинами. Ни одного настоящего друга-мужчины. Он был довольно-таки хорошим отцом, но при этом не разделял интересов своих сыновей, не жил с ними одной жизнью. Я думаю, это могла быть и женщина, если только это убийство не связано с бизнесом, впрочем, муж какой-нибудь женщины мог очень, и очень на него рассердиться.

— И все-таки, есть ли у вас какие-нибудь конкретные предположения? Кроме его подружек, конечно.

Я покачала головой. В этот момент мимо нас по собачьей дорожке пробежал бассет и его хозяин, широкоплечий мальчик, этакий азиатский вариант Бена. Низкорослый пес так бурно выражал восторг от прогулки с мальчишкой, что готов был без конца прыгать вокруг него.

— Понимаете, Рози, — быстро сказал Винни, — любой в вашем положений — женщина одна в доме ночью — поддался бы панике при одной мысли о том, что в дом забрались грабители.