— Я сама по себе, — ответила она наконец не менее загадочной фразой.

— Это ваша… — снова закинул Эрик, сгоравший от любопытства.

— Сестра, — встряла Аэлита. — Сразу видно. Вы очень похожи.

— Сестра? — изумился Эрик. — Сестра Лизаветы?

— Ну! — ответила мама Ира, выпуская очередной клуб дыма. Она чувствовала себя вполне непринужденно — стояла, опираясь спиной о стену и согнув ногу в коленке.

— А… — начал неугомонный Эрик, но Аэлита ткнула его локтем под ребра и прошипела: — Тише! Вот он!

— Кто? — не понял Эрик, оглядываясь.

— Да Ларкин же… на шикарной тачке! Он каждый вечер за ней заезжает. Везет ее ужинать в «Английский клуб».

Вся троица, выглядывая из-за угла, наблюдала, как длинный парень шел по коридору, как остановился у двери начальницы, отворил ее, не постучавшись, и вошел.

— Ничего особенного, — сказала Аэлита. — По сравнению с Ларкой… И рыжий!

— А по-моему, ништяк. Мне понравился, — сказал Эрик.

— Кто это? — полюбопытствовала мама Ира.

— Новый друг нашей Лары, — объяснила Аэлита. — Она от него без ума.

— Откуда дровишки? — поинтересовался Эрик.

— Нюська говорила Гелке, а Гелка девочкам. Ой, да все уже в курсе! Лара прямо светится.

— Гормоны, — заметил Эрик философски.

— Лара — это кто? — напомнила о себе Ира.

— Владелица журнала.

— А… он?

— Кирилл Пушкарев, предприниматель, — ответила всезнайка Аэлита.

— Кирилл Пушкарев? — повторила Ирина задумчиво. — Вот как…

— Говорят, Лара собирается за этого замуж. Хотя… — Аэлита задумалась на миг. — Речицкий не позволит! Он от нее без ума. Они хотели пожениться в сентябре!

— А его жена? — спросил Эрик.

— Развелись!

— Чего? — не поверил Эрик. — Я видел их позавчера в «Белой сове».

— Праздновали развод, — не задумалась ни на секунду опытная Аэлита.

— Ладно, девочки, — мама Ира докурила сигарету, ткнула ее в банку с песком. — Где, говорите, кабинет Елизаветы?

— Отсюда направо, третий. А вы к нам надолго? — спросил Эрик уже в спину мамы Ирине.

— Пока не знаю, — ответила та, не оборачиваясь, и, покачивая бедрами, поплыла по коридору, а молодые люди смотрели ей вслед.

— Шикарная женщина, — заметил Эрик.

— Ничего особенного, — ответила Аэлита, пожимая плечами. — Лично мне Лизавета нравится больше.

— Сравнила! — присвистнул Эрик. — Это… женщина! А твоя Лизавета — сплошное недоразумение!

— Много ты понимаешь в бабах, — уколола коллегу Аэлита.

— Я воспринимаю окружающий мир исключительно эстетически, — важно заявил Эрик. — И женщин в том числе. В этой сестре чувствуется личность, такая и коня остановит и… вообще. А Лизавета… Ты видела, как она одевается? Ужас! Она прячется от мира. Отгораживается, боится жить. Я как-то предложил сделать ей лицо, она отказалась таким тоном, будто я предложил ей переспать…

— Ладно, я пошла, — сказала невпопад Аэлита.

— Давай. До завтра.

Аэлита чмокнула Эрика в щеку и упорхнула. Он докурил сигарету и не спеша двинулся в свой закуток.

Дверь в отдел писем распахнулась.

Я оторвалась от письма девушки по имени Николь, которую только что бросили и которую я собиралась утешать, и опешила от неожиданности — Ирина, яркая, как с обложки… «Елисейских полей», картинно застыла на пороге и, опираясь рукой о косяк, смотрела на меня взглядом триумфатора. Ну и как я тебе, казалось, говорил ее взгляд. Хороша, ответила я восхищенно, окидывая с головы до ног прекрасное видение.

— Привет, доча, — произнесла Ира своим чуть сипловатым голосом и качнула бедром. Дремавший в гостевом кресле Йоханн сделал стойку: открыл глаза, тут же полезшие на лоб. Вскочил на нетвердые ноги и замер.

— А я шла мимо, — продолжала мама Ира, бросая на главреда короткие взгляды. — Дай, думаю, забегу…

— Ирина, — произнесла я, оглядываясь на Йоханна. — Я рассказывала. А это наш главный… редактор, Йоханн Томасович.

— Ира, — Низкий голос и улыбка, от которой зашлось сердце.

— Йоханн Аспарагус, — расшаркался главред. — Можно просто Йоханн. Очень рад! — Он благоговейно принял руку мамы Иры, приник к ней губами.

— Я тоже, — произнесла она. — Лизочка много рассказывала о вас.

— Не может быть, — пробормотал побагровевший Аспарагус.

— Рассказывала, честное слово!

Тут я опомнилась и предложила ей сесть. Йоханн развернул кресло, усадил мою мать. Уселся на свободный стул рядом. Она сидела царственно, забросив ногу на ногу. Поправляла локоны. С улыбкой оглядывалась.