— Привет, — проговорил Роберт, выигрывая время.

— Черный всадник, появись! — со смехом воскликнула женщина, видя, что их не узнают. — Господи, Роберт, да неужели ж не признал?! Это же храбрый рыцарь, а я дама его сердца! Помнишь, как ты здорово обставил нас со «всепобеждающей любовью»?

— Боже!

Но им так и не дали наговориться всласть — раздался гонг и зычный голос пригласил всех собравшихся в сад рассаживаться по местам.

Нью-Йорк,

30 августа 2004 года

Роберт сошел с автобуса около Медисон-сквер-парка. Прямо перед ним возвышался знаменитый «Утюг», [29] направленный своим треугольным клином в сторону севера. Он прошел на угол парка до статуи Уильяма Сьюарда — человека, купившего для Америки Аляску. Говорили, что реальный Стюард был невысокого роста и нимало не походил на долговязого парня, увековеченного в камне на Медисон-сквер. Но скульптор, которому не выплатили весь причитавшийся гонорар, в последний момент «схалтурил» — использовал торс высокого Авраама Линкольна, фигуру которого ваял для другого проекта, и просто приклеил к нему голову Сьюарда. Конечно, Роберту, как журналисту, ничего не стоило проверить эту версию, но он никогда этого не делал — уж больно красива. Он был бы сильно раздосадован, если бы она не подтвердилась.

Пройдя мимо «Утюга», он свернул направо. Прямо перед ним — примерно в десяти кварталах к северу, — за деревьями, высился знаменитый Эмпайр-стейт-билдинг. Через минуту Роберт приблизился к еще одному памятнику, мемориалу павшим в Первой мировой войне. Он представлял собой флагшток, воткнутый в каменный фундамент, на котором была вырезана пятиконечная звезда и красовалась надпись: «Вечная память».

— Что ж, — пробормотал он вслух. — Вчера был куб, а сегодня пентаграмма. Если так пойдет и дальше, завтра я наткнусь на звезду Давида, а послезавтра?..

Числа и геометрические фигуры, которые все чаще и чаще попадались ему на Пути, определенно несли в себе какую-то смысловую нагрузку, которую он пока был не в силах постичь до конца. Сначала ему попался круг, затем рыбий пузырь, потом он оказался в царстве треугольников, после чего наткнулся на куб. Каждое новое испытание добавляло новую грань к таинственным фигурам, с которыми ему приходилось иметь дело. Может быть, это символизировало его духовный рост, процесс накопления опыта и тайных знаний?..

Любопытно. Надо будет спросить Хораса, когда представится случай. А пока… Пока надо сосредоточиться на очередном задании. Новых подсказок все не было. Он отвернул от парка на запад и медленно двинулся вперед, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках чего-то, что привлекло бы его внимание. И в какой-то момент взгляд его наткнулся на то, что он видел прежде много раз, но все мельком, мимоходом: прямо посреди проезжей части на пересечении Бродвея и Пятой авеню, на небольшом пешеходном островке, высился небольшой обелиск.

Роберт вдруг вздрогнул и покачнулся. Ему представилось, что город вдруг завертелся со все увеличивавшейся скоростью, словно сам был его осью. Красная линия пролегла по Манхэттену от Ист-Виллиджа до Уэст-Виллиджа. Она коснулась ржавого питьевого фонтанчика, от которого он недавно ушел, пронзила пятиконечную звезду на военном мемориале и протянулась куда-то дальше. Куда же? Похоже, в район Челси.

Наваждение схлынуло так же внезапно, как и обрушилось на него. Роберт чувствовал себя рыбой, выброшенной из воды. Он жадно хватал ртом воздух и пытался справиться с охватившим его головокружением. Наконец ему удалось прийти в себя и отдышаться. Господи, что это было? Что за жуткое видение?

Не чувствуя под собой ног, он приблизился к обелиску, чтобы получше его рассмотреть. Ему сразу вспомнился другой обелиск, который он отыскал на кладбище у часовни Святого Павла. То была фальшивая могила и место, где он нашел самый первый ключ.

На сей раз могила оказалась самой настоящей. Он прочитал мемориальную табличку:

Обелиск был со всех сторон окружен резной чугунной оградкой, сложенной из стилизованных сабель. Памятник был воздвигнут в 1857 году, и у основания его Роберт также отыскал пятиконечную звезду.

Он вдруг почувствовал, как в нем начало закипать глухое раздражение на Адама. Боже, как же надоело возиться с этими загадками! И каким чудовищем надо быть, чтобы все это изобрести, запустить в этот дьявольский лабиринт своего друга и получать удовольствие, глядя, как тот мечется из угла в угол, не понимая, где выход…

Вот он только доберется до Адама, тогда уж поговорит с ним хорошенько!

Адам был одновременно и другом и врагом. Сколько времени Роберт сможет сопротивляться чужой воле, которая ломится в его сознание с неослабевающей силой и пытается подчинить его себе? День? Или два? А что потом? Удастся ли спасти Адама, если он, Роберт, поторопится? И права ли была Терри, когда обронила, что Адам до сих пор любит Кэтрин? Что ему, Роберту, тогда с ними делать?