— «Гордый и острый глаз Ньютона природы закон постигает. От него не укроются истоки и первопричины всего сущего. И слава его переживет столетья».

Третий актер подхватил вслед за ней:

— «Все тайны и секреты мирозданья, сокрытые в ночи, нагие пали пред гордым взором человека, который, подобно Господу, был в силах возвестить: „Да будет свет!“»

Публика разразилась аплодисментами, и Адам вновь стал усердно раскланиваться во все стороны. Затем он принялся ходить взад-вперед от деревца к столу и обратно.

— Я сэр Исаак Ньютон, господа. И я привык размышлять о первопричинах всего, что нас окружает, в мрачном уединении и покое.

Его коллеги по сцене эхом повторили за ним последние слова. На этом прелюдия закончилась и начался собственно спектакль. Монологи Ньютона сменялись чтением отрывков из разных книг. Самого же действия было минимум. Раз заняв свои места на импровизированной сцене, актеры не покидали ее и разыгрывали почти статичные сценки. Особенно порадовала публику та, в которой обыгрывался знаменитый эпизод с яблоком, упавшим на голову Ньютона с дерева, что позволило ему открыть законы гравитации.

В какой-то момент экс-проститутка процитировала отрывок из автобиографии Джона Мейнарда Кейнса — того самого, который в 1936 году купил алхимические рукописи Ньютона.

— «Ньютон был рационалистом… — торжественно зачитывала вслух актриса, — он научил нас мыслить, но не грезить. И все же он оставался не столько первым ученым нового времени, сколько последним магом старых эпох, последним вавилонянином, последним из шумеров. Он умел смотреть на этот мир глазами обладателей древних знаний и видеть то, что не дано другим. Он был Коперником и Фаустом в одном лице».

В другой сценке Ньютон прочитал пространный монолог, в котором выразил безмерное сожаление по поводу того, что человечество запомнило его лишь как традиционного ученого и мыслителя. Он с огорчением отметил, что научный метод познания, который — в том числе и благодаря ему, Ньютону, — стал властителем дум современных людей, на самом деле является далеко не единственным и уж точно далеко не бесспорным. Сценку разыграли в форме диспута, который Ньютон вел с молодым ученым-атеистом. Роль последнего играл третий актер.

— Вы создали все, во что я верю, что боготворю! — страстно восклицал тот. — Вы изгнали предрассудки и одолели суеверия! Вы доказали всем, что человеческий разум, наблюдательность и искания способны постичь все тайны мироздания, не прибегая к помощи ритуальных наскальных рисунков и шаманских плясок, бездумного обожествления природных явлений и повального возведения храмов и капищ!

Ньютон обратил к зрителям искаженное от гнева и возмущения лицо:

— Что он говорит?! Нет, вы только послушайте, что он говорит! Я рассчитывал познать Господа, но не убить его. А что получилось? Кто идет по моим следам? Вот эти нигилисты! О Боже правый! Воистину я изобрел новый закон — закон непреднамеренных последствий!

— О, не волнуйтесь, сэр Исаак! Вся жизнь ваша, все опыты ваши — наглядное доказательство того, что мир более не нуждается в Боге. Разуму человеческому больше нет необходимости сочинять сказки, чтобы объяснить то, что он пока еще не в силах постичь или проверить практикой. Бог — это болезнь и страх, химера, черная повязка, которую вы сорвали с наших глаз! И мы благодарны вам за это!

— Я ничего не срывал, не лгите!

— Мир познается наукой — вот чему вы нас научили. Всего остального же не существует!

— Ах ты, негодник! Бесстыдник и безбожник!

Третий актер все не сдавался:

— Вы забили последний гвоздь в крышке его гроба!

Адам едва не расплакался от обиды. Казалось, еще секунда — и он сорвет с себя парик и бросится в драку.

— Богохульник! Презренный богохульник! Прочь с глаз моих, прочь с глаз!

Третий актер, торопливо раскланявшись перед публикой, скрылся за ширмой.

— Я искал тайн и знаний, — провозгласил печальный Ньютон. — Я вступил на Путь, чтобы отыскать и собрать частички знаний, разнесенные по всему миру будто дьявольским ветром. Я находил отдельные фрагменты и складывал их вместе по мере сил своих. Но тысячи, многие тысячи, если не миллионы, других частиц по-прежнему разбросаны вокруг нас. И глаза наши не способны их увидеть. — Он сделал несколько шагов навстречу притихшей аудитории. — Лишь малое число из нас когда-нибудь повторит мой Путь и сделает то же, что я. А я сделал все, что мог. Я собрал столько, сколько было в моих силах. Когда-нибудь кто-то из вас сможет сказать то же самое. Он продолжит дело мое, пойдет по стопам моим и узнает то, что открылось мне. И в частности, узнает, что Путь таит частицы доброго знания и запретного знания. И если первое спасет наш мир, то второе его погубит. Аминь.

Нью-Йорк,

30 августа 2004 года

Адам протянул Роберту руку. Тот коснулся ладони, и его будто ударило током. В глазах друга застыла мука и немая мольба. Адам вцепился в его руку, как утопающий цепляется за брошенную ему веревку. Роберт на секунду зажмурился, потянулся мыслью к Адаму и содрогнулся, натолкнувшись на чернильно-темное облако, в которое друг был погружен как в саван.

Адам отстранился и прислонился к зеленой гранитной стене. Слева от него располагалась металлическая дверь.