В путеводителе Омар прочел, что когда-то на месте, где стоит усыпальница Буль-Буля Вали, всплыла огромная черепаха. Она-то на своих плечах и подняла со дна озерного истерзанный раками труп святого мученика. И черепаха, и рак, и человек – все питаются тухлятиной. Все с инстинктом собирателя.

«Похоже, стремление искать, классифицировать и коллекционировать идет от инстинктивного следования образу жизни предков», – разглядывал Омар усыпальницу Балык-Малика, которому, по преданию, рыбы и птицы приносили драгоценные камни.

А что бы он делал, приноси они ему всякую хрень? Чилим вспомнил про одного знакомого, который собирал сломанные указки и получал несомненное удовольствие от каждого нового экземпляра. А коллекционеры орхидей, готовые отправляться за предметом своего вожделения на край света в непролазные джунгли? А женщины, выращивающие комнатные цветы? А мужчины, к коим Омар причислял и себя, коллекционирующие женские сердца? А солнцеликие, что не желают выпускать из своих рук власть, получая все новые виды лести и славы?

Солнце. Чем выше оно поднималось, тем жарче становилось Омару. В гостинице в это полуденное время он, принимая душ через каждые полчаса, спасался вентилятором и кондиционером. А здесь, возле воды, создавался паровой эффект, и Омар ощущал себя лягушкой, меняющей кожу, – так расширились его поры и потело горло. Нестерпимо хотелось пить и больше не чувствовать липкость всего тела.

Не выдержав, Омар решил искупаться и ополоснуться в озере, хотя никто из посетителей парка в нем не купался. Омар уже снял рубашку и начал расстегивать штаны, когда на другом берегу появилась девушка, дующая на воду. Волны, подгоняемые ее дыханием, доходили до пальцев ног Омара, передавая сердцу легкую тревогу.

Стремглав бросившись к девушке, Омар не бежал, а летел, как птица, но, к его искреннему сожалению, когда он облетел пруд, девушки уже и след простыл. Только облаком поднимался пар от растревоженной поверхности озера, словно от горячего молока. И бешено на уровне сердца раскачивался фотоаппарат.

«Надо было рвануть к ней прямиком через озеро!» – сокрушался Омар, понимая, что инстинкт человека, остерегающегося водной глади, не так-то просто преодолеть.

Однако не бывает худа без добра. Резко остановив свой полет, Омар камнем приземлился в собственный сон и вспомнил, о чем его умоляла птица. Она просила заступиться за своих птенцов, еще не вылупившихся из яиц. За зародышей розовых скворцов, желтковая масса которых идет на смазку голосовых связок одной оперной певицы. А белковая – на кремовую маску для ее белоснежной кожи.

Второй раз за утро Омару пришлось вспомнить Диву. Безусловно, это она ультразвуком своего божественного голоса прервала полет черных дроздов, и это она питает свои связки зародышами розовых скворцов. Яйца птиц в гнездовьях окрестных гор для Примы собирает ее черный слуга с розовыми ладонями. Закир так искусно и ловко карабкается по скалам и деревьям, что его умение уже грозит популяции целого вида. И вот птицы решили обратиться к Омару как к работнику благотворительного «зеленого» фонда по защите природы – с просьбой избавить мир от злой женщины, которая черной завистью завидует их умению петь.

«О, Прима, – вздохнул Омар, – как ты можешь быть столь жестока к большеротым пташкам? Даже не верится, что в твоей груди рождаются звуки, услышав которые ни один человек не в состоянии избежать прилива любовных чувств к окружающему миру.

Интересно, откуда исходит этот волшебный тембр: из недр пышного тела или от внутренних стенок раковины розовой гортани? – Начав грезить о Приме, Омар уже не мог остановить полет своих фантазий. – Ведь ее горло – словно пещера в глиняном обрыве, которую выкапывают зимородки и ласточки для разведения потомства. И яйца она принимает внутрь регулярно, чтобы из нутра вылуплялись звуки столь совершенные и завораживающие…»

Так он промечтал до часа назначенной аудиенции, потому что сладкие греховные мысли навалились на Омара скопом. И потом, он все еще надеялся, что черная полоса рано или поздно должна будет смениться белыми простынями, и, возможно, уже сегодня он заберется в теплое гнездышко Дивы, утепленное нежными мягкими перьями перины, шелковистым волосом и нитью.

«А если черная полоса не прошла, быть мне скрученным черными руками слуги Дивы», – заключил Омар, когда Закир приоткрыл перед ним массивные створки железных ворот, словно играючи распахнул легкое пластиковое окно. Играючи в том числе и мускулами. По его прыти и не скажешь, что он евнух. После, характеризуя слугу, Дива заметит, что основное достоинство Закира не в силе рук и ног, а в их ловкости. Ни один вор не сможет забраться на стену так же стремительно, как Закир, а значит, не сможет ускользнуть с украденным, ведь Закир учился технике лазанья по деревьям и скалам у обезьян. Он был лучшим в своем племени охотником на птичьи головы.

Впрочем, молчаливый верзила Закир встретил Омара у порога с подобающим человеческим уважением, склонив голову и прижав руку к груди, а затем проводил гостя внутрь дома.

«Этому он уж наверняка научился в Кашеваре», – решил Омар, разглядывая огромный дубовый стол, украшенный свечками-фонтанами со стекающим фиолетовым воском, что находился в центре миртового дворика.

Посуда – отполированное до лунного блеска серебро и отлитый из стеклянного шара солнца фарфор – состязалась в роскоши сияния на нежных барханах скатерти и салфеток.