Небольшая смуглость кожи лишь придавала своего рода законченность всему ее задорному виду, которому никак не соответствовало чересчур серьезное, сумеречное выражение лица.

Вся она была как ветер, вся в движении, и даже небрежно накинутый узорчатый плат, кое-как прикрывающий копну волос цвета воронова крыла, отдаленно напоминал парус, волнуемый легким дыханием встречного ветра.

Когда же девушка поднимала свою худенькую ножку, занося ее на очередную ступеньку, то из-под сарафана выглядывали и ее кокетливые сапожки синего сафьяна с узенькими носочками, и вытачанный на внешней стороне каждого из голенищ нехитрый цветок.

За образец неведомым мастером была явно взята самая обычная луговая ромашка, вот только на сапогах она поменяла свой естественный цвет и превратилась в ярко-алую.

Небольшой узелок, судя по легкости, с которой рука его несла, особой тяжести не составлял и общей картины не портил.

Оба они — как девушка, так и священник — были столь сильно заняты какими-то думами, что даже не взглянули друг на друга.

Первый, да и то мимолетный взгляд девушка бросила на священника, лишь возвращаясь, когда ее довольно бесцеремонно выпихнул назад на лестницу грубый рябой дружинник.

— А я говорю, нет Глеба Володимеровича, и все. Ишь ходят тут всякие, а вчера глянули, ан бронь дедову у князя нашего утянули. Известно, вещь дорогая, каждый мог стянуть. Тоже, поди, какие-нибудь калики перехожие татьбу эту и учинили.

— Игде же он? — упрямилась девушка, не желая просто так поддаваться грубому нажиму парня.

— Игде, — передразнил рябой и неожиданно для себя смилостивился, пояснил: — Ждать надобно. Час назад по порубам пошел. Проведать, стало быть, яко тамо у него воры с татями поживают.

— И сколь ждать? — не отставала шустрая деваха.

— Ну изрядно. Он быстро оттуда не возвращается.

— Тогда я прямо тут и обожду, — заявила бойкая девица, усевшись на самую верхнюю ступеньку.

Такая наглость парню не понравилась, и он легонько, но с достаточной силой подпихнул ее сапогом.

— Чай, не лавка тебе. Вона, спускайся да на приступок садись, ежели возжелаешь.

Девушка пошатнулась и обязательно упала бы, если бы не один из вооруженных дружинников, поднимавшийся наверх и успевший не только ловко подхватить девушку, но и на один короткий миг крепко прижать к своей груди.

Впрочем, он сразу смущенно выпустил ее и, виновато улыбнувшись, посоветовал:

— Ступеньки крутехоньки, так что ты, лапушка, поостерегись порхать так резво.

— Лапушка у гуся в подружках ходит, — зло огрызнулась девица, настроенная почему-то непримиримо враждебно и с явным намерением поругаться, причем все равно с кем.

— Вот тебе и раз, — опешил от неожиданной агрессии дружинник, а рябой парень, стоящий на верхнем крыльце, весело захохотал, заметив восхищенно:

— Ну не язык, а сабля вострая. — И, уже закончив веселиться, не преминул ободрить отчаянную девку: — Так его, красавица. А то он привык, что баской [48] на рожу, да цельными днями токмо баб и щупает. — И вновь заливисто и гулко захохотал.

Девушка насупилась в ожидании. Ей очень хотелось услышать острое ответное словцо, чтобы уцепиться за него, но дружинник молчал, глядя на нее во все глаза, и тогда она обратилась к рябому:

— А ты тоже не больно-то тут! Счас стадо кобылиц из конюшен княжьих прискачет, небось по-иному запоешь, — злорадно сообщила она.

— Как кобылиц? Как так из конюшен? Зачем? — не понял тот.

— Да ржешь ты зазывно, аки жеребец стоялый. Они ужо давно, поди, услыхали, стало быть, вот-вот прискачут.

— А вот я спущусь к одной языкатой да укорочу малость то, чем она стрекочет без конца, — пригрозил рябой, но спускаться не пожелал.

— Нетушки. Лучше расплющь его, на это я согласна, — прищурившись, не заставила она себя ждать с ответом.

— Да я бы вмиг, токмо за молотком идти лень, — продолжил рябой словесную дуэль.

— А голова на что? — лениво протянула девка. — Ею и долби. Все равно она у тебя более ни на что не годна.

— Вот дурная баба, — с восхищением выдохнул парень и пояснил: — А есть-то я во что буду? Опять же шапку таскать на чем?

— Так ты ею уже стукал, и ничего не стряслось, — не унималась она. — Вон какие гвозди железные вбивал, аж на всей роже следы остались.

Явный намек на оспины, и впрямь усыпавшие все лицо, всерьез разозлил рябого, и он уже вознамерился спуститься и впрямь задать трепку не в меру говорливой девке, но тут тяжелая дверь, расположенная по соседству со входом на лестницу, с тягучим скрипом медленно отворилась и из нее вышел невысокий худощавый человек, одетый во все черное, включая сапоги.