— А я почти все время в беспамятстве лежал, — уклончиво пояснил Константин.

— Неважно это. Всевед все едино учуял бы. А не он сам, так посох свое дело сделал бы.

— Это как? — не понял Константин.

— А так, — пояснил сотник. — Был человек, и нет человека. Вмиг живота бы лишил. Сила, коя в нем сокрыта, самим Перуном дарована. К тому ж приложил он его к тебе когда?

— В Перунов день, — ошарашенно ответил Константин и обалдело почесал затылок. Надо же, вот, оказывается, в чем состояла третья проверка «на вшивость», то бишь на вранье.

— Вот, — удовлетворенно заметил Стоян. — А в этот день у него сила и вовсе страшно сказать, какая могучая. От тебя бы одни угольки остались в одночасье, ежели бы ты пусть и не сам задумал злодеяние на братьев своих, но хоть чуток поучаствовал в том.

— Но я все равно убивал в тот день, — возразил Константин. — Того же Кунея, к примеру, да и не только его.

— А вот это как раз неважно, — досадливо отмахнулся сотник. — Ежели за правое дело, да в честном бою, Перун прощает. — Он криво усмехнулся. — Наши боги — это не Христос и другую щеку подставлять не советуют… Да оно и правильно. За добро драться надо. Ударили по левой, а ты его в ответ, да так, чтоб не разогнулся. Так-то куда лучшее будет.

— Тут я согласен, — выразил солидарность Константин и напомнил: — Вон уже Рязань показалась, а ты еще ни с кем из моих воев не поговорил.

— А для чего? — удивленно воззрился на него Стоян.

— Чтобы точно знать, правду я тебе рассказал или нет.

— Я и так знаю. Куда уж точнее, — возразил сотник. — Ты мне лучше вот что скажи. Ежели отпущу я тебя сейчас, то ты до Ожска добраться… — Не договорив, он тихо выругался, мрачно глядя налево.

А там показался и уже был хорошо виден довольно-таки крупный — не меньше сотни, а то и полторы — отряд, во весь опор скачущий им наперерез.

— Это вои Глебовы из-под Пронска возвертаются, — хмуро пояснил он Константину. — Не успеть тебе. Даже если я всех своих положу, все едино — не оторваться.

— Пусть будет как будет, — согласился Константин. — Об одном прошу: людям моим по возможности участь облегчи. Они же неповинны ни в чем.

Стоян с уважением поглядел на князя.

— Тебе о себе ныне думать надо в первую голову, — все же заметил он.

— Обо мне князь Глеб позаботится, — невесело усмехнулся Константин. — А вот о них…

— О них тоже, — буркнул сотник. — У него в порубах места много. Там им и перина пуховая будет, и песни веселые, ежели Стожара попросят.

— Так гусляр жив? — встрепенулся Константин.

— Жив, — сумрачно подтвердил Стоян и уточнил: — Пока жив. — Впрочем, он тут же попытался приободрить князя: — Да ты не горюй. Перун нас в беде не оставит.

— Почему нас? — не понял Константин.

— А неужели ты думаешь, что я после слов твоих смогу князю свому как и прежде служить? — прищурил один глаз сотник, пытливо глядя на Константина.

— Оно конечно, — протянул тот. — В порубе, как ты сам говоришь, у Глеба места много, и ты там вполне поместишься. Вот только пользы от этого никакой, так что ты пока погоди со своим уходом. Да и о разговоре нашем помалкивай. Узнает Глеб — беды не миновать.

— Стало быть, Авеля собственноручно Каину привезти и при этом молчок? — уточнил сотник и ехидно заметил: — Ну да, конечно, молчок. О таком не сказывают, да и хвалиться тут нечем. Вот токмо не ведаю, — продолжил он после небольшой паузы, — осина-то выдержит меня али как?

— Какая осина? — вновь не понял Константин.

— Ну как же? — удивился Стоян. — Иуда ведь на осине повесился. С того времени она и трясется вся. Стало быть, мне прямая дорога к ней, родимой.

— Глеб меня не убьет, — твердо произнес Константин и поправился: — Во всяком случае, не сразу.

— Это так, — подтвердил сотник. — И наказ нам всем был такой: «Токмо живым». Да и людишек, кто с ним будет, с тобой то есть, — пояснил он, — тоже живыми брать. Потому я и сказал про пяток-другой, который мы потеряли бы, ежели бы до стычки дошло, — напомнил он про переговоры и улыбнулся. — А ежели бы не наказ такой, можно было бы и издали вмиг всех положить. Оно ведь не только Афонька-лучник по этой части горазд. У меня тоже с десяток отыщется, кто не хуже стрелу пустит. — И он оглянулся, окидывая почти любовным взглядом свой небольшой отряд.

— Ну вот, — пропустил мимо ушей его лирическое отступление Константин, — стало быть, я ему нужен.

Стоян утвердительно кивнул, соглашаясь, но поинтересовался:

— А на что? Ты ж для него теперь самый опасный видок. Да и вои твои тоже.

— Зачем нужен, не ведаю. Но коли он меня не велел убить сразу, да и остальных тоже, значит, твоя помощь еще может понадобиться. А уж там если сумеешь, то выручишь, ну а если нет, тогда не судьба.

— Будь по-твоему, княже, — согласно кивнул сотник. — Оно, конечно, загадывать сейчас наперед глупо. Но вот тебе мое слово… — Он помедлил, запустив руку за пазуху и извлекая оттуда своего деревянного человека, после чего торжественно произнес: — Все, что только в силах моих будет, все для выручки твоей сполню.