— Уйдем от греха подальше.

Уговорили общими усилиями. Иисус объявил:

— Переплывем море. Начну проповедовать в земле Манассииной. В синагогах Гамала, Гадара, Авила.

Далеко не то, чего добивались слуги-жрецы, но большего они не смогли осилить. А в общем-то, они были совершенно правы, советуя покинуть Израиль. Все его земли. Это стало ясно вскоре после переправы на другой берег. Только в первом городе слушали его хотя и без восторга, но и без враждебности — безразлично внимали. Не возгораясь. В следующих городах его даже не пускали в синагоги. Во всем чувствовалась враждебность. Никто даже не предлагал крова. Это весьма огорчало Иисуса, хотя он всячески успокаивал себя примерами долгого духовного обновления народов Индии, народов Египта, где борьба за души людские длилась не годы, а целые века. Да, он считал, что важно лишь посеять семена в плодородную почву и подготовить делателей, которые бы позаботились о первых духовных ростках и тогда Живой Глагол Божий зазвучит со временем во весь голос, привлекая все новые и новые народы — вот это главное вдохновляло Иисуса, давало силы преодолевать невзгоды и даже неудачи. И все же ему было обидно сознавать враждебность и непонимание его миссии, его горячего желания.

Более того, он все ясней и ясней понимал, что в опасности даже сама его жизнь. Мало ли фанатиков, готовых исполнить любое повеление служителей синагог, почтя это за священное действо, одобренное Господом?.. Но он, Иисус, еще далеко не достиг того, чего желал достичь, будя дремлющие души людские.

После долгий раздумий он твердо решил покинуть Израиль, хотя еще не определил новое место для своей проповеднической деятельности. Выбор большой, от Сирии до Индии.

Иисус, как обложенный со всех сторон матерый волк, искал выход. Если до поры до времени он сравнительно легко уходил от расставленных фарисеями ловушек, ибо враги действовали на свой страх и риск, то теперь тетрарх Антипа, резиденция которого находилась в Тивериаде и который прежде не препятствовал ему проповедовать на берегу Галилейского моря, хотя и мог это сделать, изменил свое отношение к нему, Иисусу. Теперь он не препятствовал фарисеям в гонении на него, Иисуса. Более того, он, похоже было, твердо встал на их сторону.

Отчего подобное заключение? Антипа пригласил Иисуса к себе во дворец для того якобы, чтобы убедиться воочию в его способностях исцелять. Вроде бы, что тут плохого. Ходил же Моисей к Египетскому фараону и даже переупрямил того. Иисусу даже подумалось:

«Может, Антипа уверует в меня?!»

Но голос Разума, голос Духа подсказывал иное: во дворце Антипы — ловушка. Стало быть, нужно бежать как можно скорее. Если Антипа пошлет, обидевшись, по его следам своих ратников, они не заупрямятся.

Прикинув еще раз, Иисус решил, что уходить следует в Кесарию Филиппову, где имелся тайный храм Корейонитов, в котором можно будет надежно укрыться и в полном уединении осмыслить не только содеянное, но и результат этого содеянного, в какой-то мере не совсем ожидаемый, определить и дальнейшие свои шаги.

Наметить-то место он для себя наметил, но отчего-то никак не мог свое решение воплотить в жизнь: он будто упирался в какую-то невиданно мягкую, в то же время непреодолимую стену. И это Иисусу казалось весьма странным.

Смутные догадки, в конце концов, навели его на верную мысль, но четкого понимания происходившего никак не получалось. Такая же невидимо мягкая и непроницаемая стена не пускала проникнуть в окружавшую его сущность.

Но вот первый толчок и прозрение. Совершенно скрытно, как ему казалось, Иисус остановился в доме одного из очищенных им от проказы, намереваясь пробыть здесь всего лишь несколько дней, затем, чтобы не подвергать излишней опасности гостеприимного хозяина, вновь сменить место. Прошел тихо и спокойно день, на исходе второй. Закончилась вечерняя трапеза и — вдруг в дом постучались. Встревоженный хозяин, предложив Иисусу укрыться на скотном дворе, пошел встречать незваных гостей.

Вскоре к Иисусу прибежал хозяйский сынишка и взволнованно:

— Поспеши, великий, в дом. Там матерь твоя и брат твой.

Встреча сдержанная. Без восторженной радости. Первое слово матери — упрек:

— Ты избегаешь отчего дома, сын мой. Будто ненавистен он тебе.

— Я шел к вам, но не был пущен в город.

— Подумал ли ты, почему? — спросил Иаков и сам же ответил: — Ты проповедуешь, попирая Закон.

— Нет! Я не отрицаю Закон. Я его лишь дополняю.

— Выхолащивая суть его своими дополнениями…

— Перестаньте, — остановила Мириам сыновей своих. — Не время для подобных споров. Время сказать, чего ради мы здесь.

Долго молчала любящая мать. Что ни говори, а она гордилась своим первенцем. Она уже не единожды осуждала себя за тот резкий разговор с ним, когда он после возвращения из многолетних странствий намеревался найти ее понимание, исповедуясь ей. Она уже давно и верно оценила его путь подвижничества и никогда бы не решилась остановить его, но вопрос вдруг встал без какого-либо выбора. Точнее, выбор лишь между жизнью и смертью. А для нее жизнь любимого первенца, посвященного Господу ею самою, выше всего на свете. Вот она и переступила через самою себя. Но как сказать об этом сыну?