Со времени смерти Джен многие уверяли, что она-то и была убийцей. Другие утверждали, что это племянница, которая не могла претендовать на наследование дядюшкиного состояния. И действительно, это было уже более вероятным предположением. В настоящее время она находится в ужасном положении; если хотите, я расскажу, какие улики имеются против нее.

Во-первых, установлено точно, что платок с ее инициалами, запачканный пороховой копотью, был найден на месте убийства, хотя она и уверяла, что не заходила в эту комнату целых двадцать четыре часа до обнаружения преступления. Во-вторых, она, видимо, испугалась, когда ей предъявили эту улику, и старалась отвлечь всеобщее внимание от себя разными отговорками и разговорами о посторонних вещах. В-третьих, она уничтожила письмо, которое, очевидно, имело какую-то связь с этим преступлением. И, в-четвертых, ключ от библиотеки был найден у нее.

Кроме того, клочки письма, которое уничтожила барышня, были потом найдены, и оказалось, что письмо это написано неким господином, — назовем его X., — который упрекал в чем-то одну из племянниц мистера Левенворта. Затем дальнейшее расследование показало, что семейство Левенвортов тяготила какая-то тайна. Никто вообще — старик же Левенворт в особенности — не знал, что год назад на курорте Р. одна из племянниц обвенчалась с господином X. Одним словом, неизвестный, который жаловался в письме старику на обращение с ним одной из его племянниц, был на самом деле ее мужем. Кроме того, этот же господин под вымышленным именем заходил накануне смерти старика в дом и спрашивал мисс Элеонору.

Элеонора Левенворт, как видите, погибла безвозвратно, если только не будет доказано следующее: что платок, ключ и письмо побывали после смерти Левенворта в других руках и что, кроме нее, был еще некто, кто еще больше, чем она, жаждал смерти старика.

Смит, дорогой мой, я изучил оба эти предположения самым тщательным образом и пришел в конце концов к тому убеждению, что не Элеонора, но другая женщина, такая же очаровательная и прелестная, как она, замешана в это дело, — одним словом, что убийцей старика Левенворта является его наследница, прелестная Мэри Левенворт, которая убила также, косвенно, и Джен.

Он произнес эту тираду с таким торжествующим видом и так убедительно, что я невольно содрогнулся, хотя и знал наперед, что он скажет. Мне показалось, что движение, которое я сделал при этом, вызвало словно некий слабый отголосок, затем послышался чей-то сдавленный крик, но когда я огляделся по сторонам, то ничего не увидел, кроме тех же мрачных стен.

– Вы, конечно, поражены, — продолжал Грайс, — и я не удивляюсь этому, поскольку взоры всех были устремлены только на Элеонору. Но я единственный сумел найти истинную виновницу преступления. Вы качаете головой (я и не думал этого делать), вы не верите мне и полагаете, что я ошибаюсь. Нет, Грайс не может ошибаться, он целый месяц занимался расследованием не покладая рук. Вы так же наивны, как и сама Мэри Левенворт, которая, должно быть, сочтя, что я совершенно ничего не понимаю, даже предложила мне награду за поимку убийцы. Но вы, похоже, все еще не доверяете мне и требуете новых доказательств!

Нет ничего легче. Во-первых, в первый же день расследования я сделал два открытия, о которых ничего не говорится в протоколе следствия. Платок, найденный в библиотеке, кроме грязного пятна, имел еще один отличительный признак: он был слегка надушен.

Я прошел в будуары обеих барышень и обнаружил такие точно духи, но не в комнате Элеоноры, а у ее кузины. Это обстоятельство побудило меня осмотреть карманы платьев, в которые были одеты девушки накануне. В кармане платья Элеоноры находился платок, очевидно, забытый там, а в кармане Мэри платка не было, и я не нашел его нигде и в комнате. Из этого я, конечно, вывел заключение, что не Элеонора, а ее кузина выронила платок в комнате дяди. При этом совершенно случайно горничная рассказала, что мисс Мэри находилась в комнате Элеоноры, когда той принесли корзину с бельем, причем этот роковой платок лежал сверху.

Но, поскольку я знаю, как легко ошибиться в подобном случае, я еще раз тщательно осмотрел библиотеку и при этом сделал странное открытие. На столе лежал перочинный ножик, а на полу около стула несколько едва заметных деревянных стружек; все это производило впечатление, будто кто-то недавно сидел за столом и по рассеянности скоблил перочинным ножом его угол. Вы можете сказать, что это совершенный пустяк, но если вспомнить, что из обеих барышень одна очень нервная и подвижная, а другая более спокойная и владеющая собой, то поймете, что это чрезвычайно важная улика. Но мы еще не дошли до конца. Я слышал совершенно явственно, как Элеонора обвиняла свою кузину в этом убийстве. Никогда такая девушка, как Элеонора, не станет обвинять в подобном преступлении свою близкую родственницу, если не имеет на это веских оснований. Прежде всего, она, должно быть, знала, что кузина находится в очень затруднительном положении, выйти из которого ей может помочь только смерть дяди; во-вторых, она должна была хорошо знать характер своей кузины, чтобы быть уверенной в том, что та готова прибегнуть в подобной ситуации к такому отчаянному средству, и, кроме того, у нее должны были находиться в руках какие-нибудь вещественные доказательства.

Именно так все и оказалось в действительности. Элеонора прекрасно знала характер Мэри; ей было известно, что та очень тщеславна, любит роскошь и умеет прекрасно перевоплощаться и разыгрывать разные роли, в зависимости от обстоятельств. И замужем, как потом выяснилось, была, конечно, Мэри, а не Элеонора. Не было тайной для Элеоноры и критическое положение, в котором находилась Мэри: она прекрасно знала, что дядя укажет ее имя в своем завещании вместо имени Мэри, если только узнает, что та вышла замуж за англичанина. Относительно же ключа и письма надо заметить, что Элеонора нашла их, очевидно, в комнате своей кузины, поскольку обнаружили их в камине будуара Мэри.

Вот вкратце тот доклад, который я думаю представить в суд и на основании которого через час будет арестована Мэри Левенворт — как убийца своего дяди и благодетеля.

После этих слов воцарилось глубокое молчание. Вдруг раздался чей-то громкий крик, какой-то мужчина, неизвестно откуда взявшийся, бросился мимо меня прямо к Грайсу и упал к его ногам с криком:

– Это все ложь, постыдная ложь. Мэри Левенворт невинна, как новорожденный младенец. Я убийца мистера Левенворта… Я!.. Я!

Это был Трумен Харвелл.