Шрифт:
В роскошных, сверкающих автомобилях развалились отнюдь не неудачники из предместий и порта. Это счастливцы, которых судьба вознесла на высшие ступени общественной лестницы. Те, у которых в сейфах лежат акции компаний Union des Mines Colomb B'echar, Cie Borgne, Mines d’Ouenza и т. п. Еще бы, ведь пора ехать ужинать, сыграть партию-другую в карты или кости с друзьями, либо отправиться в клуб на вечерний коктейль.
…Взгляните-ка только, — сплюнул автомеханик из Нейи, склонившийся над нашим радиатором. Он не слишком любит тех, кто ездит на вечерний коктейль, в то время как сам не уверен, будет ли сыт завтра. И через две-три секунды.
— Когда-нибудь мы с ними поговорим!
2. Среди песков
Алжир позади
На следующий день в 5.45 утра старенький рено промчался вдоль бульвара Бюго. По асфальту бульвара двумя рядами тянется цепочка автомобилей. При виде их охлаждающих вентилей у заднего колеса и шин сверхвысокого давления у нас от зависти перехватывает дыхание.
— Божек, а ведь отсюда весной 1947 года двинулись в путь к Ливии и Египту инженеры Ганзелка и Зикмунд.
— Послушай, дружище, мы двое, никому не известные, и вот без поддержки со стороны нашей национализированной промышленности идем по таким славным следам. Здорово, а? Теперь о маршруте. Направление на Таблат и Сиди Айса. До Бу Саады 250 километров. Будет хорошо, если мы доберемся туда к вечеру. Или, как здесь говорят, к вечерней молитве.
Пока нас еще освежают остатки утреннего холодка.
На счетчике нашего автомобиля А18114 скачет цифра за цифрой, как дрессированные обезьянки на манеже.
У Эль Арбы развилка дороги и табличка с надписью «Авиационная база 362 Буфарик». Нет, спасибо. Там нам делать нечего!
Алжирские склоны дышат плодородием. На них догорает жаркое алжирское лето. Мы направляемся снизу вверх, к вершинам. Снизу вверх ползет и ртуть нашего термометра.
Между Эль Арбой и Сакамоди ремонтируют дорогу. Крутой подъем: 200, 400, 740 метров. Колышущийся раскаленный воздух дрожит над радиатором. У нас в жилах словно расплавленный свинец — такими тяжелыми кажутся собственные руки. По виску медленно стекает капелька пота, за ней другая.
Кажется, что дорожные рабочие так жару не ощущают. Они загорелые и худые, как сушеная исландская треска. Непредвиденное препятствие: на одном участке укатывают проезжую часть. Сопение дизеля. Оно заглушается бренчанием буксирных цепей и ревом пневматического перфоратора. Камень и металл. И свою волю им навязывает человек.
Раздражает запах гравийной пыли и дегтя. Явление такое же распространенное, как где-нибудь у нас в Чехословакии, к примеру на шоссе Прага — Бенешов, перед Сазавой…
Останавливаемся только «на одну сигарету», хотя мы и убежденные противники курения. Предлог для разговора. Рабочие меряют нас метром недоверия. Только услышав, что мы из Чехословакии, становятся приветливее.
— Tch'ecoslovaquie… Oui, Zatopek… [3]
Название нашей страны — это не такое слово, которое им ничего бы не говорило. Здесь работают по большей части алжирцы, но среди них немало французов и итальянцев.
— Сколько зарабатываете в неделю? — спрашиваем мы пожилого француза с птичьим лицом.
3
Чехословакия… Да, Затопек…
— Землекоп — 7500 алжирских франков в неделю. В месяц получается 30 000 алжирских франков, разумеется при полной занятости. Из этого платим за еду 13 500 франков. Работаем шесть часов. А там вон наша лавка.
Да, в пятнадцати метрах от дороги возвышается барак. Крыша из гофрированной жести. В другом бараке, стоящем метрах в тридцати от лавки, живут и спят сорок человек. При лавке процветает также важное «культурно-просветительное» учреждение, которое называют здесь «салоном радости». В этом публичном доме «работает» неопрятная мадам со своими девушками. Можете вы представить себе культурную жизнь в такой вот барачной колонии? Карты, дешевое вино, берберка и ее дочки. Хозяин, видно, «заботится» о полном удовлетворении потребностей своих рабочих. Недельная плата за питание 3375 франков и за посещение общественного салона 500 франков вычитаются авансом из заработка. Если же что-либо окажется в лавке разбитым «при обмене мнениями», попросту во время драки, вычет делается после.
«К счастью», здесь не существуют такие вычеты из заработной платы, как, например, на социальное или больничное страхование.
— Но у нас есть взаимопомощь, — объясняет нам человек с птичьим личиком. — Каждый, кто хочет иметь пособие на случай болезни или увечья, вносит деньги в страховой фонд. Три казначея выбираются всеми рабочими и контролируются профсоюзной организацией. Хозяин не имеет к этому никакого отношения.
— Извините, — не отстаем мы, — еще один вопрос. У вас интеллигентный вид и, по всей вероятности, вы образованный человек. Почему же вы ремонтируете шоссе в этой раскаленной печи? Разве это ваша первоначальная профессия?