Старшим группы назначили Петра Ивановича Неделина. Последние советы и указания. Получены заграничные паспорта. Имена, фамилии другие. Профессии у всех разные. Грицевец — «музыкант», Коробков — «заготовщик оливкового масла», Сапронов — «техник слабых токов», Неделин — «слесарь»…

За день до отъезда из Москвы всю группу летчиков привезли на аэродром, где стоял немецкий истребитель «мессершмитт». Его в неимоверно трудных условиях наши разведчики совместно с испанскими товарищами, перегнали на республиканский аэродром, а потом с неменьшими трудностями доставили в Москву.

Показательный полет провел майор Супрун. Он же рассказал об особенностях этой немецкой машины. Летчики основательно знакомились с сильными и слабыми ее местами.

Вечером Сергей написал домой письмо:

К лету 1938 года соотношение сил в небе Испании сложилось не в пользу республиканцев. Фашистская авиация насчитывала около 400 истребителей и примерно 300 бомбардировщиков. В республиканской же армии было около 100 истребителей и два десятка бомбардировщиков.

Единственным способом избежать потери Каталонии или хотя бы отсрочить ее было бы получение из Советского Союза большой партии оружия. Для этого и приехал в Москву Игнасио Идальго де Сиснерос, командующий авиацией республиканской Испании.

Его приняли руководители Коммунистической партии и Советского правительства.

Список нужного вооружения самому Сиснеросу казался фантастическим: Испания просила 250 самолетов, 250 танков, четыре тысячи пулеметов, 650 орудий и все остальное примерно в таких же размерах.

Советское правительство удовлетворило просьбу полностью и предоставило Испанской республике заем на сто с лишним миллионов долларов.

Воевать на новых самолетах, которые уже грузили на пароходы, должны были советские летчики-добровольцы, в том числе и те, среди которых был Сергей Грицевец.

Прибыли во Францию. На пограничной станции проверка документов и багажа.

— Вотр ном де фамиль? — спрашивает полицейский.

— Моя фамилия Романов! — отвечает Николай, протянув заграничный паспорт. Грицевец, стоявший позади, толкнул его в бок.

— Пардон, мусье! Рамов, Рамов, — и для убедительности ткнул себя пальцем в грудь. — Николя Рамов!

Полицейский понимающе подмигнул. Видно, не впервые ему приходилось встречаться с добровольцами. Несомненно, он догадывался, куда направляются эти молодые люди.

— Сергио Горев, — представился Грицевец.

Все обошлось благополучно.

Летчиков разместили в отеле на Набережной. Здесь ничто не напоминало, что совсем рядом идет жестокая война. Музыка. Огни реклам. Влюбленные парочки. В доме напротив пели, плясали, а у входа плакала женщина.

— Весело здесь, но наша Одесса лучше! — говорит Романов.

Сергей прислушался к обрывкам музыки, к тихим репликам товарищей.

Что-то ждет их впереди?

Очень долго проверяли документы. Наконец, со всеми формальностями покончено. Получено разрешение на посадку в поезд. Но его нет, и неизвестно когда будет. Нужно проехать только тоннель, а он на территории Франции. Фашисты несколько раз намеревались сбросить на него бомбы, но все же отказывались от этого разбоя — придется нести материальную ответственность за причиненный французам ущерб.

Когда прибыл поезд, в вагон вошел станционный служащий. Он еще раз проверил документы и дал расписаться в том, что пассажиры переезжают границу на собственный страх и риск. Это даже рассмешило наших ребят. Да разве ж это страх и риск?

Вокзал в Порт-Бу оказался крытой платформой. Где только возможно наклеены различные плакаты.

Прибыли в Фигерас. Опять все заклеено плакатами и лозунгами. Тут и «Но пасаран!», и «Да здравствует анархия!», и «Долой Франко-пекеньо (коротышку)!», и «Да здравствует независимая Испания!»

На одном из плакатов — республиканец в альпаргатас (тряпичные туфли на войлочной подошве) топчет свастику, рядом самолет с фашистским крестом сбрасывает бомбы и мать прижимает к груди ребенка.