— Зачем ты опять заставил мою сестру плакать? — вдруг спросила лунная девушка. — Ты же знаешь, что ты единственный человек в мире, способный заставить ее смеяться и плакать. Зачем ты играешь с этим? Нельзя играть с людьми, Ниль.

Через месяц, когда волосы отросли на положенный им сантиметр, они были уже все абсолютно седые… Отметина той ночи, ведь волосы не седеют за час.

Ниль так и ходил теперь: черная смоль на белых корнях…

Защитный механизм взорвался в ту ночь, сыпя болтиками и пружинками, поэтому теперь, беззащитный перед миром, Ниль чувствовал чужую боль, как свою собственную.

Прежний Ниль умер. Да здравствует Ниль!..

…В глазах, будто провалилась в океан суша, открылась жуткая невообразимая глубина.

Осужденный всю жизнь идти по лезвию ножа… волк-одиночка… в любой толпе — на самом дне своей глубины…

Теперь любой мог задеть его за живое и сделать ему больно, но во всем мире для него нашелся только один единственный человек, который мог заставить его смеяться и плакать.

(22 марта 2003 г)

—Лунная Подруга

Она появляется в полнолуние, когда ее приветствуют волки. Она появляется в серебре ночного света и слушает, что говорят в ночи.

У нее тысячи имен, но одна сущность. Это Лунная Подруга. Ее руки и слова холодны, как скальпель. Ее гимн — волчий вой по непроходимым буеракам. Ее жрецы — вереницы лунатиков, бродящих по крышам.

И когда ты стоишь на ледяном ветру ночи, вещая небу о своей печали, Лунная Подруга слушает тебя. Она не скажет тебе ни слова, но заберет твою боль, чтобы она вернулась к тому, кто ее тебе причинил…

О, если тебя мучает и тревожит лунный свет, значит кто-то тоскует о тебе!.. Значит, само твое существование заставляет кого-то страдать и плакать.

Лунная Подруга смотрит на тебя из глубины волчьих глаз… Она может столкнуть тебя в пропасть, чтобы научить летать. Она может прийти и сказать тебе то, чего никто и никогда тебе не скажет и после чего твои волосы будут расти седыми от корней — они обратятся в серебро лунного света.

(23 марта 2003 г)

—Жди меня

В то промозглое осеннее утро сотни людей ждали этот поезд. Они переминались с ноги на ногу в тяжелых башмаках, нахлебавшихся грязи. Женщины раскрывали поломанные и покалеченные зонтики, но дождь все равно капал на их головы и на бесполезные кособокие шляпки…

Плакали дети, дергая матерей за рукав: когда, когда?

Старики с пожелтевшими от курева бородами мрачно смолили свои самодельные папиросы в сторонке от женщин…

В небе стояла муть жидкого молока, поливая толпу неприятным дождичком, от которого раскисают и дороги, и самые оптимистично настроенные души…

Поезд не приходил. Опоздал уже на два часа. Он должен был привезти ребят с войны домой. Война закончилась, теперь впереди только мир и счастье, но ликования уже не было в этой толпе…

Среди бесконечно тяжелой тишины разговорилась стайка женщин. Они спрашивали друг друга, кто кого ждет, показывали старые фотографии, где лица, которых еще не успела коснуться война, были молоды и свежи, как юные розы…

"А вы кого ждете?" — спросила одна из женщин у пожилого мужчины с красным измученным лицом и тусклыми глазами.

"Дочь," — ответил он коротко.

Женщины замолчали, точно детишки, на которых прикрикнул взрослый…

Теперь они ждали и ее тоже, как некое знамение, как некое чудо… девушка, которая воевала! Какая она?..

"Знаете, а вот этот человек ждет свою дочь…" — "Правда? Да что вы? Удивительно: женщина на войне!" — "Что-что, что вы сказали?.."

И тонкой змейкой по толпе пронеслась новость: он ждет свою дочь!..

Удивленные, заинтригованные, женщины с корявыми шляпками и горбатыми зонтиками теперь ждали и ее тоже…

Тихая толпа будто взбесилась, когда вдали, за красно-оранжевым по осени лесом, раздался гудок… Поезд!

Толпа ревела, толпа заламывала руки, толпа требовала: скорей, скорей, скорей!..

"Жди меня, и я вернусь, только очень жди…" Да, они их так ждали, так ждали! Столько сил, слез и боли вложено в это ожидание, что они не могут теперь не вернуться! Ведь говорят же, что тебя не берет пуля, что под ногой затихает мина, если дома кто-то верит в тебя и ждет, если думает о тебе каждую секунду, если уже и молится не иконе, а твоему фото…

Они их так ждали! И они ждали ее…

Поезд, длинная металлическая змея, остановился. За мрачными зарешеченными стеклами мелькали любопытные глаза. Прогрохотало: "Зеленоозерск! На выход!"