Шрифт:
И вот что я понял: созерцательство происходит от одиночества. Пока я был рядом с моей Джулай, рядом с друзьями, я почти ничего не писал. И не ощущал, что мне надо что-то писать, что-то фантазировать… Возможно, если я буду не один, я перестану писать совсем. Но я готов отказаться и жалеть не буду. Не буду.
212.
А теперь из серии сушеных бутербродов: записи за практику:
((четвертое июня))
—Творец
Однажды два бога поссорились и разрезали небо на кусочки. И поделили их между собой. В то утро люди проснулись и увидели, что небо все состоит будто из лоскутков, а мрачная черная полоса, за которой даже звезд не видно, делит его пополам. Печальные растрепанные облака останавливались у этой полосы, не решаясь пересечь ее. И это было страшно и печально…
…Всю жизнь ссорились и боги, и люди, и всю жизнь делили что-то. Честно ли, нет; по совести ли, по жадности… Но никто и никогда не делил неба…
В ту пору где-то среди волнующегося моря ковыля шел в никуда, в Безграничную Даль Поэт. Он нес узелок за плечами, и белесые мягкие плети ковыля колыхались над его головой. Для него было только небо, опрокинутый кубок, теперь разделенный уродливой трещиной пополам.
А ковыль… это был непростой ковыль. Его звали Шепчущим. Все странники, идущие в Безграничную Даль (город поэтов) слышали его шепот… Ковыль всегда шептал стихами…
— …И небо раскололось пополам,
И облаками выплаканы слезы,
Прошу тебя, Поэт, скажи богам… — шептал ковыль…
— Ты думаешь, что это будет просто? — пожал плечами Поэт.
Ковыль притих… шелестел, но больше не шептал…
Как же так… — думал Поэт, — можно ли делить небо?
Это свет, это тепло, это дождь и бесплатный кинозал для каждого, где показывают закаты и рассветы; звезды и метеоры…
Поэт посмотрел на небо, изуродованное черной полосой, и у него по щекам потекли слезы, и в сердце всколыхнулся кипяток.
Ему стало очень, очень больно… А самые сильные и бесстрашные — это те, кому больно. Покоряли народы, рушили святыни; возводили гигантские города, чудеса света; творили самые сильные и вечные Стихи те, кому было больно…
…Поэтому и говорят, что невозможно создать что-то прекрасное, не убив себя…
Поэт подумал: я ничто; я писал всю жизнь забавные стишки, которым люди улыбались, но тут же забывали; я приставал ко всем со своими маленькими радостями созерцания заката и восхода, и дрожи лунной дорожки… и всю жизнь был никому не нужен… Зато теперь я знаю, что на самом деле я родился для этого дня…
…Сердитые боги злобно поглядывали друг на друга с разных краев небосвода. И представьте себе их удивление, когда черная граница вдруг легко сомкнулась, как молния на куртке, и растворилась в ясной синеве неба…
Это сделал маленький смертный человечек… Он упал навзничь в Шепчущем поле, и ковыль гладил его, будто надеясь, что Поэт встанет и пойдет дальше. Но он умер. А над Землей сияло самое обычное, самое прекрасное в мире небо…
Над телом Поэта, обнявшись, плакали разом повзрослевшие боги… Детская обида, взрослая игра, разделенное небо… и урок, который преподал им смертный… Его люди навсегда запомнят и будут звать просто Творцом…
((пятое июня))
На речном берегу, где песок перемешан с грязью и покрыт сетью трещин…
Когда тяжелые ботинки топают, утопая в песке, из трещин выбегают полчища жуков и улепетывают от нас в сторону воды.
Мы истоптали весь берег — насмотреться не могли. А вот банки с эфиром у нас с собой не было (мы растения собирали), поэтому мы, видимо, уже никогда не узнаем, что это были за жуки…
—
Вот он, социализм, на примере нашего лагеря… Убогие домики; по 3–5 кроватей в комнатках… ну, тумба еще каждому полагается. Личного — минимум. Трудно даже просто остаться одному. Еда бесплатная (кормят отлично; вкусно и много), спортинвентарь общий, как, впрочем, и все остальное… Ах да, домики и комнаты никто никогда не запирает…
Есть в этом что-то хорошее, и в течение пары недель маленький социализм может даже нравиться…
Но, наверное, только в течение первых двух недель, не больше…
—
Меня одна девушка взялась учить играть на гитаре. Говорит, что я не ученик, а подарок… Она, кстати, играет фламенко…
—
Дикари бывают деревенские, которые впервые приезжают в город и дивятся на все подряд; а бывают городские(как я) — с точностью до наоборот.
((восьмое июня))