— Генри! Занесите Бриджит внутрь, — приказала она.

Дворецкий осторожно поднял девушку, не поморщившись, когда кровь полилась на его белый жилет. Экономка последовала за ним, внимательно слушая все еще плачущую мать, жестами разгонявшую горничных по местам.

— Уинфилд, пошли мальчика за доктором! Велите Герте нагреть ванну! Пусть приготовят бульон и травяную настойку! Немедленно снимите корсаж и расшнуруйте корсет! Сара, наделайте бинтов из старого белья. Лидия, пошли за Маргарет!

Толпа вернулась обратно в дом, один за другим. Остался только мальчик в бриджах и кепке, рванувший по улице, — в ночи раздавался громкий топот. Как будто дом, выплюнувший несколько мгновений жизни и семьи, снова поглотил своих жителей, окружив их теплом и защитой. Даже если бы я хотел, я не смог бы последовать за ними. Люди должны сами пригласить свою судьбу войти — даже если они об этом не знают. Без приглашения вампир не может войти в дом и вынужден оставаться наблюдателем, в ночи, вне тепла и уюта.

Я собрался уходить — и так задержался гораздо дольше, чем хотел.

— Подождите, юноша.

Голос был такой уверенный, глубокий и громкий, что я остался на месте, как будто пригвожденный некой Силой.

В дверях стоял человек. Я предположил, что это хозяин дома и отец девушки, которую я спас. И без того толстый, он выпячивал вперед перетянутый кушаком живот. На человеке был дорогой, твидовый, отлично сшитый, но совсем простой костюм. Вся его внешность, вся манера вести себя — от рыжих бакенбард котлетами до сверкающих черных глаз и полуулыбки, кривившей левую половину рта, — выражала уверенность. Казалось, что большую часть жизни он тяжело работал; мозолистые руки и красная шея говорили, что свои деньги он получил не в наследство.

Молнией проскочила мысль: как легко было бы приманить его сейчас. Всего один шаг… крови в его солидном теле хватит, чтобы не голодать много дней. Я почувствовал боль в челюсти — резались клыки, которые принесли бы смерть этому человеку.

Но такая жизнь навсегда осталась позади, сколько бы искушений меня ни окружало.

— Я собирался уйти, сэр. Я рад, что ваша дочь в безопасности. — Я отступил к теням.

Он удержал меня, положив тяжелую руку мне на плечо. Сузил глаза. Хотя я мог убить его в любую секунду, желудок противно сжался от страха.

— Как тебя зовут, сынок?

— Стефан. Стефан Сальваторе.

Я сразу же понял, что сглупил, назвав ему настоящее имя, особенно если учесть, что я натворил в Мистик-Фоллз и Новом Орлеане.

— Стефан, — повторил он, оглядывая меня. — Не собираешься потребовать награду?

Я поддернул манжеты — внезапно мне стало стыдно за мой потрепанный вид. Черные брюки, из заднего кармана которых торчал мой дневник, обтрепались. Рубашка выбилась из брюк и измялась. Ни шляпы, ни галстука, ни ремня. Вдобавок я был весь в грязи, и от меня дурно пахло.

— Нет, сэр. Рад был помочь.

Мой собеседник молчал, как будто обдумывая мои слова. Я подумал, не вверг ли его в шок вид окровавленной, лежащей без сознания дочери. Он потряс головой.

— Чепуха! — Он сжал мое плечо. — За спасение своей младшенькой я готов отдать все. Входи! Я настаиваю. Выкури сигару и позволь мне поднять бокал за спасителя моей малышки.

Он втащил меня в дом, как упрямого пса на поводке. Я попытался было протестовать, но замолчал, оказавшись в огромном холле, обитом панелями вишневого дерева. Витражные окна, днем бросавшие разноцветный свет на лестницу, сейчас сверкали под газовыми лампами, как драгоценные камни. Наверх вела огромная величественная лестница — казалось, балясины для нее выточили из целых стволов. Когда я был человеком, я мечтал выучиться на архитектора, и этот дом я с удовольствием изучал бы часами.

Прежде чем я успел как следует оценить холл, меня втащили в уютный кабинет. У дальней стены теплым оранжевым светом пылал камин, у стен, оклеенных темно-зелеными обоями, стояли обитые шелком стулья с высокими спинками. За диваном прятался стол для снукера, а между высокими двустворчатыми окнами стояли шкафы, заполненные книгами, глобусами и различными диковинами. Мой отец, коллекционировавший книги и предметы искусства, влюбился бы в эту комнату. Сердце сжалось, когда я понял, что сделал хоть что-то, чего он не сумел.

— Сигару? — Хозяин дома извлек деревянный ящичек.

— Нет, сэр, благодарю. — Сигары были отличные, из моего родного штата. Мне очень хотелось принять предложение, но сейчас даже тихий стук птичьего клюва по коре был бы невыносим для моих обостренных чувств, а облака черного дыма казались самоубийством.

— А от рюмочки не откажешься, надеюсь? — Он приподнял кустистую бровь.

— Нет, сэр. Спасибо, сэр.

Правильные слова получились сами, пока я ходил по комнате взад-вперед.