Весна в том году выдалась холодная, и высоко в горах кое-где еще лежал снег.

Не помню, как я добрался до края обрыва, как погрузился во влажную облачную взвесь. Помню только страх и оцепенение, когда мои ноги неожиданно поехали вниз. Мелькнуло — ну вот, кажется, и все! — и тут же потерял сознание. Очнулся, когда почувствовал, что падаю.

Меня охватил ужас.

Не могу сказать, как долго длилось падение. Секунду, две, а может, вечность.

Неожиданно падение застопорилось, и я повис в воздухе. Это было настолько нелепое положение, что я, пытаясь схватиться за что-то твердое, начал извиваться, как червь.

Тогда и увидал глаз.

Вообразите, человеческое око размером с силовой трансформатор, но это было подлинное, вне всяких сомнений человечье око. Оно рассматривало меня.

Потом послышался голос. Звук доносился со всех сторон, даже изнутри меня:

«Не спеши! Кто ты?»

Я забился, будто меня начали сжимать в тисках. Потом выкрикнул:

— Я — Тесла! Никола Тесла! Я хотел взглянуть на молнии. Я изучаю молнии.

«Это полезно».

В следующее мгновение мои ноги коснулись земли, и я упал на траву. Туман разом растворился, в небе заиграло солнце, и, отдышавшись, я обнаружил, что лежу на просторном скалистом уступе, сплошь покрытом густой травой. Я схватился за стебли как за самое дорогое, что есть в жизни.

Скоро страх ослаб. Я огляделся, потом сел. Внизу на дне ущелья бурлила река. Я прикинул, что меня ждало, упади я туда. Этот трюк мог оказаться смертельным.

Но как я оказался на уступе?

И этот глаз? И вопрос — кто ты?

Вдруг издалека словно эхом откликнулось — «а ты?»

У меня на голове волосы зашевелились. В буквальном смысле. Следом долетело:

«Я — Облако. Изучай молнии. Я разрешаю».

После долгой паузы, прерываемой покашливанием и курением, старик продолжил ослабшим голосом:

— Первое, что пришло мне в голову, когда я выбрался на кромку откоса, — это связь моего бреда с грозовыми явлениями. Воздух был наэлектризован до такой степени, что не только мне, но и всякому чувствительному человеку могло привидеться что угодно.

Старик курил долго, никто из потомков не посмел нарушить это молчание, хотя времени у нас было в обрез.

Часы, если не минуты.

Наконец он подал голос:

— Это был не бред. Это была явь самого жуткого, самого отвратительного толка. Я знаю, о чем говорю, ведь мне с детства была предназначена стезя священника.

Он подался вперед и громко прошептал:

— Меня окликнул дьявол!

Затем откинулся на спинку, поправил плед на коленях и уже более спокойным голосом продолжил погромче:

— Это приключение смущало мне душу и во время аудиенции у короля Александра, и во время чтения поэмы, написанной в мою честь. То, что происшествие в горах являлось следствием помутнения рассудка, страдающего по причине смерти матери, отрицать нельзя. Но помутнение было настолько явным и спасительным, что мне долго не удавалось свести его к бреду или случайности.

Как быть?

Сначала я намеревался написать письмо сэру Уильяму Круксу. Внести, так сказать, свой вклад в его коллекцию «общения» с духами. Однако что-то во мне резко возражало. Возможно, меня удерживали воспоминания юности, ведь я уже встречался с этим чудовищным зраком.

Потомки затаили дыхание.

Старик пояснил:

— В болезненных видениях, не дававших мне покоя после смерти Дани.

И позже.

Глаз и тогда беседовал со мной. О чем, не скажу. Если открою, вы такое насочиняете, что клеймо инопланетянина или бомбардировка Подкаменной Тунгуски покажутся потомкам детским лепетом.

Это страшит меня больше, чем микробы. [41]

Была еще одна загвоздка, особого, я бы сказал — рационального толка.

У меня были веские основания не соглашаться с Круксом, утверждавшим, что в мир сверхъестественный, существующий «за» или «параллельно» реальности, можно проникнуть с помощью «сверхчувственного восприятия», «телепатии», «экстрасенсорики», то есть чего-то такого, что от рождения заложено в каждом человеке.

Тезис, будто в человеке может присутствовать что-то большее, что необходимо автомату для выполнения той или иной функции — тем более некое «злое» начало, — всегда вызывал у меня сомнение. Каждое живое существо является механизмом, вовлеченным в круговорот Вселенной. Сила, неназванная, неумолимая, пропитанная электричеством, изрыгающая молнии, помещалась не в человеке, какими бы паранормальными способностями тот ни обладал, а вне его.

Задумайтесь, почему, например, люди не говорят о зле в отвлеченной форме, как об округлости или шероховатости? Почему мы всегда соединяем его с неким персонажем? Существует понятный всем ответ: как показывает практика, причиняемое зло часто представляется нам «кем-то», но этот «кто-то» не из людей. Этот невидимый, выдающий себя своей изобретательностью в издевательских каверзах, именуется дьяволом. Можно также добавить, что многие люди видели это существо, несмотря на его бесплотность, и видели все одинаково — в виде некоего живого, действующего объекта. Иногда с рогами и копытами, иногда в форме отвратительного зверя, иногда в виде преувеличенного человеческого органа.