Шрифт:
16 июня Тесла приступил к основному эксперименту. Рабочие получили указание выкопать рядом с источником воды яму глубиной восемь метров и закопать там медную пластину размерами два на полтора метра. На пластину постоянно сочилась вода, смачивала ее и улучшала контакт, однако сухая земля и камни мешали эффективному заземлению. Тем не менее при «подаче импульса малочувствительные принимающие устройства, расположенные в восьмидесяти метрах от лаборатории и имеющие контакт с грунтом, начинали реагировать. Несмотря на большое сопротивление земной поверхности, электромагнитное излучение фиксировалось надежно».
Во время следующих серий помощник Теслы Левенштейн занимался передатчиком, а Тесла — своими многочисленными приемниками.
Левенштейн вспоминал: «Я отвечал за большой передатчик, посылающий сквозь землю импульсы по двум разнесенным кабелям. Мистер Тесла давал мне инструкции, согласно которым я через определенные промежутки времени поочередно включал и выключал осциллятор. Сам он выходил из здания и отправлялся по окрестностям. Не могу сказать точно, на какое расстояние он удалялся…» В 1916 году Тесла утверждал, что иногда ему удавалось улавливать сигналы на расстоянии десяти миль от станции.
Январь, 1943 год
Гостиница «Нью-йоркер»
— Эй, где вы там?
Окрик заставил потомков поторопиться.
Мы все сгрудились возле постели.
Изобретатель справился с приступом. Его взгляд обрел предыдущую предприимчивость и неукротимую склонность к изобретательству.
— Первое предупреждение я получил 4 июля, когда в окрестностях Колорадо-Спрингс во время серии ночных наблюдений разразилась невиданная в этих местах гроза. Ее нелегко забыть по ряду причин. Во первых, это было великолепное зрелище — за два часа мощность разрядов составила не менее 10–12 тысяч вольт. Некоторые молнии отличались поразительной яркостью и состояли из десяти или двадцати ответвлений.
Скоро гроза стала затихать, реже доносились раскаты грома. Затем над горами установилась странная наэлектризованная тишина. Гроза удалилась на невероятное расстояние, а мои приборы по-прежнему реагировали на электрические импульсы. Более убедительного свидетельства существования стоячих волн трудно было придумать.
От чего они могли отражаться?
Я был уверен — их экранировала земля. Я принялся тщательно измерять дистанции до узловых точек. Мысль о том, что это чудо вполне можно воспроизвести с помощью моего осциллятора, придавала мне энергии.
Затем на шкалах приборов обнаружилась странная периодичность разрядов. Я не поверил глазам — неужели этот ряд сигналов имеет какой-то смысл? Приглядевшись, я обнаружил — стрелки подрагивали с точностью азбуки Морзе. Это не могло быть случайностью. Догадка не заставила себя ждать — кто-то пытался связаться со мной.
Я лихорадочно бросился записывать сигналы. Знаете, что у меня вышло?
Потомки затаили дыхание.
— «Прекрати и уезжай!» Наступила долгая пауза.
Старик поднялся с постели, закурил, зашелся в кашле, наконец ткнул в потомков дымящейся сигаретой.
— Это было невероятно! Это походило на предупреждение. Сразу вспомнил о зловещем оке, но как всякий естествоиспытатель сразу отверг эту нелепую гипотезу. Я скорее мог бы поверить, что связь со мной установило само электричество! Или наши соседи по Солнечной системе! Мысль о марсианах родилась сама собой, тем более что сигналы были смазанные, с пробелами, их можно было по-разному интерпретировать. Повторяемость едва улавливалась. В конце концов мне удалось зафиксировать сообщение, и это главное. У меня кружилась голова — тайна электричества наконец явила себя в своей зловещей полноте. На испуг, нервное возбуждение можно списать случай в горах, но не запись на бумажной ленте. Выходит, пронзая атмосферу мощными разрядами, я задел электричество за живое и оно откликнулось. Об этом нельзя было заявить открыто, но и отказаться от дальнейших экспериментов тоже было невозможно. Выход один — сослаться на марсиан, на венерианцев, мне все равно. Это должно было привлечь энтузиастов, с их помощью я мог бы продолжить эксперименты.
После короткой паузы он добавил:
— Шерф засыпал меня телеграммами, в которых сообщал о нарастающем недовольстве Астора. Я решил не обращать на Джона внимания. В августе мне прислали приглашение на банкет в честь дня рождения императора Франца-Иосифа. Я приказал выбросить его в корзину. Письма также приходили из Австрии, Индии, Австралии и Скандинавии. «В последнем, — писал Шерф, — содержится предложение производить новое освещение для Швеции, Норвегии и Дании». Все это казалось мне ничтожным, все должно было отступить. На многочисленные деловые запросы я отвечал: «Скажите им, что я в научной экспедиции и вернусь через несколько недель».
Своим открытием я поделился только с Джорджем, да и то конфиденциально: «Дорогой мистер Шерф, я получил сообщения с облаков на расстоянии ста миль». А еще два дня спустя: «Мы только что закончили подготовку: теперь начинается серьезная работа».
Это было логичное, я бы сказал, ожидаемое объяснение. Вполне в духе Теслы. Ездоки в незнаемое никогда не отступают перед трудностями, будь то природная стихия, предупреждающий жест судьбы или необходимость убедительно объяснить причины неудачи. Он был не первый, кто готов был выдать желаемое за действительное.