Пачка неожиданно выскользнула из руки и упала на пол.

Изумленный старик некоторое время разглядывал руку, затем перевел взгляд на пачку. Такое случилось с ним впервые. Он не рискнул наклониться, напротив — нарочито бодро поднялся, лихорадочно одернул домашний халат, накинутый на белоснежную сорочку с повязанным галстуком-бабочкой, и, презирая потомков, почти строевым шагом направился в спальню.

Там с трудом открыл окно и дрожащими руками насыпал на подоконник хлебные крошки.

Раскрытое окно, по-видимому, послужило голубям, обитавшим на крышах соседних небоскребов, сигналом к трапезе. Они стремглав ринулись вниз, устроили свалку возле подоконника. Особо нахальные твари безбоязненно влетали в комнату, кормились прямо из рук старика. Пытаясь прорваться к самым вкусным крошкам, застрявшим на ладони, они отчаянно дрались крыльями.

Старик повеселел:

— Я кормил голубей годами. Я кормил их в Хорватии, Будапеште, Париже, в Колорадо-Спрингс и здесь, в Нью-Йорке. Я кормил их тысячами, может и больше, кто может сосчитать?..

Старик ожил, его глаза заблестели — общение с голубями возвращало его к жизни. Энтузиазм прибавило и воспоминание о необычной аппаратуре, с которой ему посчастливилось работать в Уорденклифе.

— Это были гигантские сооружения. Трудно поверить, но полюс большой катушки главного трансформатора возвышался над землей на 61 метр. Полюсом служил медный купол.

О-о, это было самое изумительное сооружение на свете. Такого рукотворного гриба никто не мог соорудить, его диаметр составлял пятнадцать метров, высота выше трех… С таким вооружением можно выходить на бой.

И я вышел!

Я победил!

Никто из потомков не посмел перебить старика, нам хватило такта ограничиться усмешкой. Видал бы он гриб, венчающий взрыв атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму! Не с экспериментов ли в Уорденклифе на Земле началась мода на рукотворные грибы?

— Потенциалы, которые мне удавалось сгенерировать в Уорденклифе, разряжались молниями длиной до сорока метров. Это в самом начале, а когда я запустил генератор на полную мощность, я сумел поразить низкую облачность.

Это было красиво и безопасно — что-то вроде гигантского циркового аттракциона, разворачивающегося под низким, затянутым тучами небом. Но попробуй объяснить это людям.

Я устал объяснять.

Мне жалко только голубей. Их ужас был непередаваем, поэтому я никогда не кормил их вблизи Уорденклифа.

В память о Марии.

Это была удивительная птица, белая со светло-серыми пятнами на крыльях. Я сразу отметил необычный узор на ее оперении. Я мог узнать ее повсюду, и она также могла найти меня где угодно. Трудно поверить, но стоило мне только вспомнить о ней, окликнуть ее, и она прилетала. Мы чувствовали друг друга. Я любил ее.

Да, я полюбил эту птицу, как мужчина способен полюбить женщину, и она тоже любила меня. Когда она хворала, я сразу узнавал об этом. О ее страданиях мне подсказывала душа, и тогда я уходил в страну-фантазию. Я погружался в ослепительный белый свет, и, когда сияние ослабевало, она оказывалась рядом.

Мария прилетала в мою комнату, и я сутками ухаживал за ней, пока она не выздоравливала. Она поведала мне много интересного о жизни в небесах, где всем заправляет Гиблое облако. Эта голубка была радостью моей жизни. Пока она нуждалась во мне, все остальное было неважно.

Старик, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное, о чем необходимо сообщить здесь и сейчас, принялся тереть виски, затем торопливо заходил по спальне.

Потомки затаили дыхание.

Это было так по-человечески — любить птицу или иное животное. Этому можно научиться только на Земле. Это возвышало и давало надежду, что мы кому-то нужны в этой в жизни, в этой Вселенной.

Даже электричеству, если оно не будет пытаться навязать нам свою волю.

— В сентябре 1902 года башня достигла своей полной высоты — 180 футов (примерно 57 метров). Оставалось только сделать купол, но деньги кончились. Мне пришлось свернуть работы и уволить многих строителей. Я продал свой последний участок земли за 35 000 долларов, но даже эти средства не спасли меня. Правда, мне удалось сохранить основную команду, оплатить жилье и, конечно, шеф-повара из «Уолдорфа», который по-прежнему приезжал в Уорденклиф по определенным дням и готовил мне обед.

Я также позаботился о том, чтобы заснять внутренние помещения станции, а также все приборы и образцы различных электронных трубок, которыми я оборудовал лабораторию и аппаратный зал. Это более тысячи штук.

Затем в атаку пошли кредиторы.

Только Вестингаузу я задолжал около 30 000 долларов, затем телефонная компания потребовала рассчитаться за установку столбов и линий для связи Уорденклифа, а Джеймс Уорден хотел получить деньги за свою землю.

Средств катастрофически не хватало, однако у меня и в мыслях не было сдаваться. Любой ценой я пытался подсоединить свой передатчик к источнику энергии и провести пробный запуск.