– Роман Кириллович! – Он постучал в косяк костяшками пальцев. – Я могу войти? – Засмеялся нарочито развязно – ему это напомнило, как в детстве он заходил иногда к отцу в ванную занести полотенце. – Уже можно?

– Что ж, заходите! – патетически воскликнул дантист – к чему тут церемонии? Чем дальше, тем все меньше нравился ему этот зуботехник, как бы с ним хлопот каких не возникло.

Он вошел в комнату, сел за стол напротив своей жертвы. Пора завести разговор. О чем он хотел говорить? О первой любви Катеньки, в которой играл главную роль? Ведь так вполне могло быть. А если представить, что так оно и было? Да оно так и было, он все прекрасно помнит!

– Простите, что я явился к вам незваным, да еще в такой день.

– Оставьте! – Дантист болезненно поморщился.

– Не мог не прийти, понимаете?

– Понимаю, еще бы!

– Дверь оказалась незапертой…

– Можно подумать, запертая дверь вас остановила бы.

– Вы правы! – Он рассмеялся развязно. – Но все равно, простите. Познакомимся? – Он встал, перегнулся через стол и совсем панибратски хлопнул по плечу свою жертву.

– Хотите назвать свое имя? – Дантист удивленно на него посмотрел. – Зачем?

– Ну… Разве вам не интересно… Вы, кажется, совсем не удивились моему приходу, словно ждали.

– Я ждал. – Дантист задумчиво покачал головой. – Но не вас. А может, и сейчас до конца не потерял надежду, – как бы про себя произнес он. – Мне бы хотелось, чтобы вы потом ушли. Сейчас ладно, но потом… Как знать, может быть… И вообще… вы помешаете!

– Что вы такое бормочете? – Он улыбнулся, добродушно, но чуть-чуть снисходительно, как улыбаются чужим детям, боясь показать их родителям, как раздражают своей глупостью и капризами отпрыски.

– Вы напрасно пришли. Совершенно напрасно! Я же сам, добровольно. И не надо меня контролировать!

– Добровольно? Что добровольно? Я не очень понимаю.

– Прекрасно вы все понимаете! – Дантист в досаде махнул рукой, отвернулся, оперся ладонями о спинку стула, будто собирался вскочить. Но не вскочил, вздохнул, положил голову на руки.

Самый подходящий момент! Отвернулся, сидит в задумчивой горести. Сейчас он ничего не заметит. Никаких манипуляций. Вот его рюмка… И себе налить водки, чтобы подозрительно не показалось. Дался заказчику этот мышьяк – вон как помутнела жидкость, может обратить внимание, хоть и пьян, хоть и рассеян.

– Давайте помянем Катеньку. Вместе помянем.

Не поворачивается, будто не слышит. Сидит, горюет и не поворачивается.

– Я пришел только затем… Видите ли, Катенька… В восьмом классе… Я очень тогда был влюблен.

– Вот как! А она? – спросил, словно вскрикнул от боли, но так и не повернулся.

– Она?

Она и тогда уже была самой прекрасной на свете женщиной. В этом школьном форменном платье она была настоящей красавицей. С этой смешной детской стрижкой была прекраснейшей из женщин. Прекраснейшие из женщин никого не любят.

– Вы причиняете мне боль.

– Простите. Вы тоже причинили мне боль тем, что пришли. Я вас не ждал, я… не вас ждал.

– Давайте выпьем.

– Выпьем.

Не поворачивается, черт бы его побрал! Сидит и сидит, даже не шевельнется.

– Так она вас любила?

Ну какая ему теперь разница, любила его Катенька или нет? Ее уже нет, да и его вот-вот не будет.

– Она вас любила?

– Не… знаю. Я написал ей записку – и не отправил. Потом еще написал письмо, получилась целая поэма…

– И что?

– Ничего! Давайте выпьем. Я хочу помянуть с вами – вы прожили с ней всю жизнь, а я…

– Она потому вас ко мне и послала? Именно вас?

– Перестаньте! Давайте выпьем. Я вас обманул. Я вашу жену не знал в восьмом классе, я вообще ее не знал. Я… Да повернитесь вы, в конце концов! Так невозможно разговаривать!

Отлепился от спинки стула, медленно, словно раздумывая, повернулся. Да что с ним такое? Что у него с лицом?

– Вам плохо?

– Не знаю… Кажется, еще нет.

Жалкий, отвратительный тип! Ну, что еще за фокусы?!

Рука потянулась к рюмке, но на полдороге остановилась. Прищурился, наклонился к рюмке вплотную, понюхал. Неужели?… Неужели все провалится? Идиот этот заказчик, ну зачем было травить его мышьяком? Конечно, все понял! Не станет пить и… И черт его вообще знает, чем все кончится.

Поднял рюмку, чуть-чуть отпил…

– Да что вы ее смакуете? Это же водка, не нектар какой-нибудь! Давайте чокнемся и за упокой… Хоть за упокой и не чокаются. Ну!