Шрифт:
Эдам вспомнил молнию, яркую вспышку, осветившую кухню. Только тогда они сообразили, что уже стемнело. Возникла иллюзия, что наступила ночь, но ночь еще не пришла, даже вечер еще не наступил, была просто вторая половина дня. Эдам подошел к окну и посмотрел на серо-фиолетовое небо с тучами, которые собрались в горные хребты со снежными шапками на вершинах. Как Гималаи, где в предгорьях тепло и душно, а на пиках ясно и холодно. На синем горизонте снова появилось дерево молнии, его ветки пронзили тучи, и за этой вспышкой последовал гром, похожий на выстрел.
Он слушал голос, доносившийся из радиоприемника, они все слушали, даже Руфус. «Ребенок, похищенный в Хайгейте» — так, а не по имени этот голос называл ребенка, которого Зоси держала на руках. Зоси гладила малыша по спинке, его головка была у ее шеи. Она стояла склонив голову набок и слушала слова, которые диктор произносил угрожающим тоном. Она не воспринимала их так, будто они относятся к ней лично; это сообщение интересовало ее в той же мере, что землетрясение, случившееся на другом краю света.
Зоси принялась менять ребенку подгузник — на эти цели было порвано еще одно полотенце. Шива тут же скривился, наморщил нос и отошел в сторону.
— Пожалуйста, давайте съездим в Садбери, я хотела бы купить ей кое-какую одежду. Понадобится еще один комбинезончик, а еще распашонки и все прочее. А еще нужны нормальные подгузники.
«Интересно, — спросил себя Эдам, — что это напоминает? — Он прикрыл глаза. — Ах да, конечно, о Бриджит, когда ей было семь или восемь: на день рождения ей подарили куклу, и она какое-то время была просто одержима ею».
— Ты не поедешь в Садбери, — сказала Вивьен. — Ты поедешь в Лондон, чтобы вернуть ребенка.
Она была матерью и несла ответственность, поэтому и тон у нее был властным. Только это больше не работало. А Руфус наверняка был отцом. «Зачем нам нужны эти роли, — спрашивал себя Эдам тогда и сейчас, — почему мы сами в них входим?»
— Есть одна маленькая сложность, — произнес Руфус. — Мы так и не знаем, чей он.
— Это есть в газетах. В сегодняшней утренней. — Эдам уже начал понимать, что он должен сделать. — Я отвезу Зоси в Садбери, куплю газету, и мы выясним, чей он.
— Не понимаю, зачем выяснять, — сказала Зоси, — если я не собираюсь ее возвращать.
Эдам обнял девушку. Он обнял ее вместе с ребенком, и тот оказался между ними, разделяя их. У Эдама было немало причин, чтобы избавиться от него.
Шива, — он молчал все это время, и, казалось, только внимательно слушал с видом человека, который плохо понимает английский, но которому нужно понять каждое слово, — медленно произнес:
— Вы хоть понимаете, что вам повезло, что вы не похитили ребенка мистера Татиана? Вас бы уже давно нашли, полиция уже давно разыскала бы вас.
Все посмотрели на него. То было первое упоминание полиции.
— Потому что они будут допрашивать всех, кто как-то связан с семьей Татиана. Мистер Татиан наверняка рассказал бы, что в четверг к ним приезжала новая няня для его детей, что ему почти ничего не известно о ней, так как собеседование проводила его свояченица. Он сказал бы, что у нее странный адрес, что она дала ему ложный адрес. Такого места, как Отсемондо, не существует, но не исключено, что она действительно живет в Нунзе в Суффолке. И что бы, по-вашему, они тогда сделали? Они бы уже сейчас были здесь, они разыскали бы нас, они бы обошли все дома.
— Поздравляю, — сказал Руфус. — В один прекрасный день ты станешь великим детективом, будешь иметь большой вес.
Оливковое лицо Шивы залила краска.
— Но ведь все именно так, не правда ли?
— Меня оберегает мой ангел-хранитель, — сказала Зоси.
— А как насчет ангела-хранителя матери этого ребенка? Он был в отпуске, да?
— Я думала, Руфус, ты на моей стороне.
По радио играла музыка, рок, не очень громкий. Руфус выключил его и закурил сигарету.
— А знаете что? — сказал он, оценивающе глядя на Зоси, как будто вдруг увидев в ней удивительное существо. — Я скажу вам, на чьей я стороне, — Руфуса. И так будет всегда.
У Эдама возникло тревожное ощущение, будто приехали взрослые. Он посмотрел на Руфуса. Он нуждался в нем, нуждался в его руководстве, ждал от него указаний. И то, что Руфус сказал в следующий момент, подействовало на него как удар в солнечное сплетение.
— Если честно, то здесь для меня нет места. Больше нет. Пора мне уезжать. — Он улыбнулся Эдаму, но не по-доброму, не по-дружески. — Так что прошу меня простить, но утром я отбываю на своей машине.
Эдаму пришлось хотя бы внешне сохранять хладнокровие. Ему пришлось пожать плечами.