«Главное – не потерять человеческий облик, – сказал себе Лефлер. – Главное – оставаться на поверхности».

Поспав еще час, Рино проснулся, но пробуждение не принесло ничего, кроме разочарований.

Эти двое пришли снова и с убийственной неторопливостью запеленали его в ремни. Лефлер пытался лягаться, но специалисты дознания не обращали внимания на его потуги, и в результате он доставил больше неудобств себе, нежели своим оппонентам.

Минут через десять пришел джентльмен с сигарой. Сегодня он был настроен еще более доброжелательно, чем вчера, и, поздоровавшись, произнес:

– Прошу извинить меня, мистер Лефлер, за то, что вчера я не успел вам представиться. Меня зовут Артур Смайли. Вы поняли?

– Артур… Смайли… – автоматически повторил Рино, не осознавая, зачем он это делает.

– Вот и отлично, – улыбнулся Артур, – в таком случае продолжим. Вы не хотите рассказать мне о вашем сотрудничестве с ЕСО, мистер Лефлер? Когда и как вас завербовали?.. Не упрямьтесь, облегчите мне задачу и вашу участь…

Смайли даже вынул изо рта сигару, чтобы лучше слышать признание Лефлера, но тот ничего не сказал, тупо уставившись в пол.

– Ну что же, нет так нет, – легко согласился Смайли и отошел к двери, давая понять, что право действия переходит к специалистам.

И они не заставили себя долго ждать.

Бока Лефлера подверглись самой жестокой обработке. Рино стонал, но его отрезвляли жаркими пощечинами и снова били, били и били. Иногда ему доставалось ногой по голени, иногда ребром ладони в горло, и, пока он кашлял, его снова лупцевали со всех сторон, выбивая одну-единственную правду:

– Ну, дружище, когда вас завербовали? Что входит в ваши обязанности? Кто ваш руководитель?..

Затем добродушная улыбка и снова удары. Удары такие, что Рино начал отрыгивать кровью и желчью. Только после этого сеанс прекратился, и Лефлер, не в силах выдержать такую перемену, снова потерял сознание.

Очнулся он ночью. Это уже начинало входить в добрую традицию. Днем избиение, ночью возвращение к реальности… Но что это была за реальность? И кто мог гарантировать, что Рино еще был жив?

Ему стало казаться, что появлявшийся служитель просто проникал в его сны, а стены камеры следовали за ним на тот свет. И все же краем сознания Лефлер понимал, что еще живет. Хреново, но все же влачит существование, в непонятном месте и неясно по какой причине.

Единственное, что еще могло в нем двигаться, – это мысли. Все остальное потеряло способность к движению. Возможно, он мочился под себя, возможно, истекал кровью, но все это было для Рино неважно. Он балансировал на грани жизни и смерти, а там, на этой грани, многое оценивалось иначе.

– Поднимайся, сволочь! Наступил твой последний день!.. – откуда-то, через медные оболочки огромного котла, кричали ему невидимые люди. Они кричали сердито, но больше играли. Это была работа – обыденная и не всегда интересная.

«Наверное, сегодня точно убьют», – подумал Лефлер и чрезвычайно удивился, когда почувствовал сильную боль. Его били, и он все чувствовал, и это было странно.

Одно было хорошо – быстро летело время. Отключился, получил по ребрам, потом по зубам – и снова в никуда. Темно, тепло, комфортно.

– Признайтесь, Рино, ведь еще немного, и вы пожизненный инвалид. Медицина способна на чудеса, но не на такие.

– Пшел-л-л… пидор… – только и сумел ответить Лефлер.

– Эй, так у него еще губы шевелятся!.. – заметил Смайли.

И тогда за Рино взялись как следует. Он и не подозревал, что можно услышать, как трещит от жутких ударов собственный череп.

Впрочем, наслаждался треском он недолго и вскоре провалился в привычную черноту. В последнее время он задерживался там все чаще.

«Лучше бы остаться здесь насовсем, – думал Лефлер. – Здесь не бьют и не требуют признаний».

Однако молодое тело, мускулы, кости и само существо Рино хотели жить. Они снова и снова пытались восстановиться за короткие промежутки времени, предоставленного для выживания. Вот только это выживание было связано с болью. С очень сильной болью.

– Ну что, дружище, сегодня последний шанс…

Лефлер едва сумел повернуть голову, но разглядеть Смайли сквозь заплывшие глаза было чрезвычайно трудно. Только огонек сигары и все тот же доброжелательный взгляд.