В начале 1523 года Фабиан умер. Капитул, по соглашению с королем, выбрал ему преемником каноника Маврикия Фербера. Фербер не соглашался занять епископскую кафедру до утверждения выбора папой. И вот, в столь смутное для церкви время, капитул возлагает на Коперника обязанность Главного Администратора, иначе говоря — временного управителя Церковной Области до вступления в сан епископа Маврикия.

Полгода управлял Коперник всеми делами Вармии — до осени 1523 года. Его главной задачей, по неоднократному требованию Римской курии, должно было стать «искоренение лютеровской ереси».

Как раз во время его администрации Эльблонг и Бранево, крупнейшие города области, перешли на сторону Лютера. Во всех городках и деревнях жадно читали лютеровские послания. А в орденских землях епископы и священники с амвонов призывали к отходу от «римского Содома».

Что же делал Коперник? Каково было его отношение к торжествующему лютеранству? Будь в Копернике хоть искорка католического правоверия, он использовал бы большие возможности подавления, какими располагал крупный церковный феодал. Он стал бы свирепствовать так, как свирепствовал впоследствии епископ Маврикий, крутыми мерами искоренявший «лютеровскую чуму» в своей епархии.

Но отрицательное отношение Коперника к лютеровскому движению — а оно было несомненно — питалось отнюдь не католическим правоверием, а совсем иными чувствами. Пуще всего опасался он, как бы религиозная неурядица не повлекла за собой упадка культуры, захирения научных интересов— всего самого дорогого для гуманиста. Коперник, отвергая лютеровский бунт, как бы предчувствовал ужасы грядущей религиозной Тридцатилетней войны с вызванными ею неимоверными страданиями народных масс и последующим одичанием Центральной Европы.

Но, подобно Лузяньскому, Коперник искал решения на путях убеждения. Он рассчитывал убедить лютеран и католиков протянуть друг другу руку.

В 1525 году истекал срок долгого перемирия между Орденом и Польшей. Три года Альбрехт не покидал немецких земель, искал новых друзей, пытался раздобыть денег и солдат на случай нового столкновения.

Но время для Альбрехта оказалось исключительно тяжелым — в Империи царила великая сумятица. Карл V готовился к войне с Францией и его одолевали религиозные неурядицы. Курфюрст Саксонский, а за ним множество мелких князей перешли на сторону Лютера. Каждый день могла вспыхнуть религиозная немецкая междоусобица. При таком положении Карлу было не до далекого «странноприимного дома немецкого дворянства».

Альбрехт метался, как зверь, чующий свой смертный час: Карлу предлагал он выступить с крестоносным рыцарством против французов, Зыгмунта подбивал на союз против турок, перед папой Климентом VII рисовал картины всекатолического похода на Иерусалим для освобождения «гроба господня». И в то же время вел тайные переговоры с… Лютером.

Лютер дал Альбрехту совет воспользоваться тем, что Реформация пустила глубокие корни в орденских землях и обратить Орденскую Пруссию в светское лютеранское государство.

Четырехлетнее перемирие близилось к концу. А главный спор — о ленной присяге — все еще далек был от улажения. Польский сейм решил напрячь все силы государства и прогнать, наконец, Орден из Пруссии, если только Альбрехт не принесет присяги.

Великий магистр понимал, что удачи редко повторяются и что на этот раз вряд ли ему удастся увернуться от занесенного над Орденом польского меча.

И тут произошли события, поистине примечательные. В 1524 году Альбрехт еще раз посетил Лютера в Виттенберге и… сложил с себя сан Великого магистра ордена Крестоносцев. Уже 10 апреля 1525 года сей высокомерный тевтон прибыл в облачении светского владетельного князя — герцога Прусского — в Краков. На Рыночной площади, заполненной польской знатью, Альбрехт преклонил колена перед троном Зыгмунта, поцеловал польскому королю руку и принес ленную присягу на верность польской короче от себя и новоиспеченного герцогства Прусского.

То была победа Зыгмунта — он добился своего. То было и великое унижение тевтонской спеси. Но вековым чаяниям польского народа наносился тяжелый удар.

Еще трудно было различить в туманной дали грядущего гибельные последствия сохранения немецкого государства на севере Польши. Но опасность положения уже ощущалась лучшими государственными умами. Королевская Пруссия и Поморье оказывались между немецким Бранденбургом (вернее, полностью онемеченным, некогда славянским Бранибором) с запада и немецким, династически связанным с Бранденбургом Прусским герцогством с востока.

Впоследствии, в XVIII веке, когда Польша ослабеет, эти два тевтонских государства, как две стороны клещей, сожмутся и раздавят последние славянские земли на берегу Балтики. Только после разгрома гитлеровской Германии, осуществленного Советским Союзом, эти земли снова вернулись к их исконным хозяевам.

Коперник вспоминает детство: у бабушки Катерины не было для него иных рассказов, как только о набегах крестоносцев, о сражениях с ними: Грюнвальд, Мальборк, Ласин… Она зажгла в его детской душе ненависть, которая затем уже не могла угаснуть. А дед Лука, дядя Лука, отец — как горячо надеялись они дождаться конца Ордена, сколько жертв принесли ради этого! Ему самому уже пятьдесят два года. Сколько душевных сил отдал он борьбе с Орденом!