Шрифт:
Загадочное название означает синтетическую пищу, по сценарию широко распространившуюся в начале двадцать первого столетия, когда рванула популяционная бомба. В Нью-Йорке проживают 40 миллионов душ, а натуральных продуктов так мало, что от одного вида «настоящей еды» солидные мужчины плачут в буквальном смысле. Власти пичкают оголодавший народ «зеленым сойлентом» и скрывают правду о том, из чего сделаны эти безвкусные галеты: из покойников. Жутковатый, конечно, способ выполнить продовольственную программу, но и разумный по-своему: если едоков не в меру, а еды наоборот, значит, надо наловчиться превращать одно в другое.
Между тем в реальной жизни за границами фантастики многие ученые пытались найти продовольственные альтернативы, которые, по счастью, не требовали перехода на каннибальскую диету, но все же смотрелись сплошь и рядом довольно замысловато. В одном из самых распространенных вариантов новая манна должна была явиться из озер и морей, но то была не рыба, а, скорее, рыбий корм — различные виды планктона и водных растений. Как ни странно, пережевывание тины могло оказаться вполне рациональным и оправданным выходом при условии, что в целом мире исчезнут все запасы иной еды.
Любой акт питания есть, по сути, не что иное, как передача энергии от пищи к ее потребителю. Подкрепляясь говяжьим филеем, мы поглощаем калории скотины, вскормленной фуражным зерном, которое вобрало в себя питательные вещества из почвы. Часть энергии, усваиваемой в каждом из звеньев пищевой цепи, по законам термодинамики неизбежно теряется при следующем шаге. Отсюда вывод: то зерно, что сжевала корова на своем веку, теоретически могло бы прокормить намного больше людей, нежели плоть самого животного, превращенная в ромштексы и антрекоты. Иными словами, чем ближе к основанию пирамиды устроена «столовая», тем выше энергоэффективность питания.
И в этом смысле — мы с вами страшно далеки от зеленой слизи, неряшливо облепившей стекла аквариума! Вот почему диета из морских трав и планктона одно время вполне серьезно рассматривалась как панацея от всемирного голода. Наука еще в 1953 году предположила: человеку, возможно, придется скоро повернуться лицом к этим азам любых форм питания. В тот год Ханс Гаффрон, профессор-биохимик из Чикагского университета, подсчитал, что единица водной поверхности, содержащей фитопланктон, при насыщении специальными вегетативными стимуляторами даст в пять-шесть раз больше калорий, чем равные по площади посевы сои и других зернобобовых культур. На случай угрозы массового голода Гаффрон предложил устраивать на крышах зданий резервуары для выращивания планктона. Оттуда в каждую квартиру войдет «темно-зеленая пастообразная масса с нежным травянистым запахом. После обычной варки продукт, содержащий 50 % белков и 10 % углеводов, готов к употреблению». Ну как, не пропал еще у вас аппетит?
В то же самое время другие ученые обдумывали иное решение: забирать прямо из моря воду, насыщенную водорослями типа хламидомонад, приправляя ее питательными веществами для ускорения роста, затем пропускать через центрифугу и спрессовывать отцеженную гущу в… ну, в общем, в хламбургеры. Физик и популяризатор науки Арчибальд Лоу предположил, что первые опытные предприятия по переработке планктона будут построены в Калифорнии или еще на каком-нибудь солнечном берегу «в ближайшем будущем», то есть примерно к 1960 году. Самый же эксцентричный из проектов предлагал смастерить «робокита», который будет без устали тралить океаны, всасывая миллионы тонн планктона в механическую пасть.
Ожидалось, что в мире, где питательные вещества — дефицитное благо, в корне изменится отношение к «вредителям сельскохозяйственных культур». Для примера: в 1966 году энтомолог из Калифорнийского университета в Эрвайне Рональд Тейлор провел пресс-конференцию с фуршетом, на котором журналистов потчевали жарким из гусениц (их вкус один из участников дегустации потом описал, как «натуральный бекон»). Подобно планктону и водорослям, всякие жучки-червячки, расположенные лишь немногим выше в пищевой цепи, несравненно обильны биомассой и притом богаты белком. Тейлор радушно предоставил репортерам список самых питательных членистоногих: саранчовые, пчелы, муравьи, термиты, личинки крылатых насекомых и даже мокрицы (если приготовить из них соус).
Десятилетием раньше научный обозреватель Виктор Кон ссылался на авторитетных зоологов, полагавших, что мясных припасов можно найти и числом поболе, и ценой подешевле, если потрудиться заглянуть дальше птицефермы или животноводческого ранчо. В разных частях света водятся, например, верблюды и кенгуру, североамериканский грызун под названием «луговая собачка» и его южноамериканский сородич агути — все они могли бы когда-нибудь выручить в беде двуногого хищника.
В середине прошлого века, когда звучали эти предсказания, химическая промышленность создала множество сенсационных, неотразимо привлекательных новинок, сыгравших примерно ту же общественную роль, что сегодняшняя электроника и биотехнология. Именно тогда родился рекламный лозунг: «С химией живется лучше». Это подразумевало, помимо всего прочего, что она еще и накормит народ. Зачем растить еду на поле или в хлеву, если можно сделать на заводе?
Как идея добывать пропитание из травы морской и тины, так и мечта выращивать хлеб насущный в автоклаве основывались на здравых принципах фундаментальной науки. Любое самое изысканное блюдо есть всего лишь набор основных элементов в разных сочетаниях: углерод, азот, железо и так далее. А раз химики так здорово научились комбинировать эти соединения, что создали целый спектр новых промтоваров от пластмасс до нейлона, то почему нельзя сделать искусственный, но не отличимый ни по вкусу, ни по пищевой ценности заменитель, допустим, филе окуня с гарниром из дикого риса?