Вопрос о «верхах» и «низах» в партии, поднятый на IX конференции, вызвал чрезвычайный интерес в партии. Из центра по организациям всей страны долго катилась волна обсуждений и горячих дискуссий, которая достигла самых медвежьих углов. В них проявилась растерянность партии перед острыми внутренними противоречиями. Еще бы: стремились к обществу равенства, а получили неравенство в самой партии. Выстраивались по линейке имущественного равенства, но все равно и в этой шеренге обнаружились правофланговые. В трафаретных фразах отчетов «работа налаживается», «принимаются меры» тонули зловещие признаки разложения.

Протоколы собраний низовых организаций сохранили замечательные образцы наивного и грубого революционного утопизма, который являлся важным компонентом того состава энергии, который двигал революцию вперед. Комячейка 265 этапа Кавфронта в Царицыне на заседании от 18 октября 1920 года пришла к выводу, что «верхи» и «низы» существуют отчасти потому, что долгое пребывание коммунистов-карьеристов на ответственных постах отрывает их от масс. Поэтому постановили всем молодыми товарищам посвящать свободное время «учению работ по строительству Советской власти», а ответработников — тех, кому учение уже не впрок, как можно чаще переводить с одной работы на другую, лучше в массы [100] .

На заседании покровского укома РКП(б) 1 февраля 1921 года обсуждение вопроса пошло по колее субботников — нужны ли они? Сам предукома Васильев выразил сомнение по поводу целесообразности такого единения в труде. Субботники не дали ничего ни с агитационной, ни с какой другой стороны, но напротив «они положили в основу верхи и низы партии». Субботники нужны только тогда, когда они крайне нужны, логически заключил он. Покровские «верхи», похоже, согласились с силлогистикой своего вождя и постановили считать систематические субботники «уже отмирающим методом». «Низы», надо думать, тоже горячо поддержали уком, а значит еще оставались вопросы, по которым отступало незаконное разделение и торжествовало покровское партийное единство [101] .

На 9-й аткарской уездной партконференции 21―24 февраля 1921 года содокладчик Снятсков в порядке критики деятельности уездкома за отчетный период заявил, что бюрократизации уездного парткома способствовала организация различных боевых штабов по борьбе с бандитизмом. Она разъединила партийную массу на «верхи» и «низы», внесла в ряды полное разложение и отрыв от масс: «Это — смерть». Другой трибун низов Василюк, обвиняя уком в неработоспособности, по-свойски обличал оторвавшиеся уездные «верхи» (кажется уездвоенкомиссара): «Я знаю, что Федоров на Рождество был пьян и что он спекулирует на базаре валенками» [102] .

Трибуны партийного плебса запамятовали старинную истину о том, что если зерно не умрет, нового колоса не будет. Смерть партийного равенства должна была дать жизнь новому общественному расслоению, призванному вывести страну из исторического коллапса. Но самим «верхам» эта тема и ее обсуждение были крайне неприятны, и они нередко пытались закрывать глаза на проблему, суживать ее значение. Так, в Вятке на 10-й губпартконференции в июле 1921 года секретарь губкома Костерин заявлял, что «мы не имели вопроса о верхах и низах», вопрос стоит о «верхушках» — т. е. трениях и склоках в руководстве уездных парторганизаций и, следовательно, необходимости их чистки и перебросок [103] .

Играя на проблеме «верхов» и «низов», столичная группировка «рабочей оппозиции» сумела осенью 1920 года привлечь к себе симпатии и добиться ощутимой поддержки в среде рабочих-коммунистов. В ноябре на московской губпартконференции «рабочую оппозицию» поддержало до 20 % делегатов, которые даже провели свое сепаратное совещание, где активно голосовали против линии МК и ЦК РКП(б).

Дискуссия о профсоюзах в начале 1921 года стала периодом наивысшего подъема группировки «рабочей оппозиции». Эксплуатируя одно из утопических положений партийной программы, принятой VIII съездом РКП(б), где говорилось о том, что «профессиональные союзы должны прийти к фактическому сосредоточению в своих руках всего управления народным хозяйством как единым хозяйственным целым», Шляпников и его единомышленники нападали на ЦК партии за «военные» методы в работе с профсоюзами. Источник партийного кризиса, как и общего кризиса в советской республике, шляпниковцы усматривали в бюрократизации аппарата государственной власти.

Со своими тезисами относительно роли профессиональных союзов «рабочая оппозиция» выступила 25 января 1921 года. Шляпников, Владимиров, Толоконцев и другие предложили передать организацию управления народным хозяйством некоему «Всероссийскому съезду производителей, объединенных в профессиональные производственные союзы, который избирает центральный орган, управляющий всем народным хозяйством Республики» [104] . На местах же соответствующие съезды профсоюзов должны учреждать областные, районные и другие местные хозяйственные органы, чтобы предприятиями и хозяйственными учреждениями управляли рабочие комитеты, выбранные рабочими и служащими, и работающие под контролем и руководством соответствующего профсоюза как его первичная организационная ячейка [105] . Короче говоря, захиревшего и загрустившего на профсоюзном табурете Шляпникова надо было понимать так: не хочу быть дворянкой столбовою, а хочу быть вольною царицей!

Аналогично событиям в тульской партийной организации архивы сохранили примеры захвата власти представителями «рабочей оппозиции» и в других провинциальных центрах России. Так случилось в Самаре в 1920―21 годах. Самарский пролетариат в период гражданской войны не раз открыто демонстрировал свое неоднозначное отношение к советской и коммунистической власти. В 1918-м при поддержке рабочих в городе утвердился известный Комитет членов Учредительного собрания. Пребывание в Самаре в 1920-м году штаба Туркестанского фронта, насаждавшего в учреждениях города дух бюрократизма и военщины, внесло огромное неравенство между рабочими и всякого рода военным и гражданским чиновничеством. Это вызвало усиление оппозиционных настроений среди рабочих-коммунистов, что и привело к руководству губпарторганизацией сторонников «рабочей оппозиции». В резолюциях самарских партийных собраний и конференций стали господствовать мотивы необходимости «нового курса», поскольку, по мнению «рабочей оппозиции», до сих пор общая линия партии была неправильно ориентирована на «попутчиков», мелкую буржуазию и крестьянство [106] .