«А сейчас все просто?»

Пусть будет один и тот же. Тогда можно хотя бы попробовать разобраться.

Они с Дроздом решили, что искать причину покушений нужно в том нелепом событии, что случилось утром у Стрельниковой. Что, если они ошиблись? Быть может, корни растут из ее визита к Рыбакову? А злополучный манекен вовсе ни при чем?

«Вспоминай, вспоминай, вспоминай! – приказала она себе. – Что могло случиться у Рыбакова? Что прошло незамеченным мимо тебя?»

Она закрыла глаза и погрузилась в тот день, когда приехала к Олегу. Вот его дом, вот она идет за ним по коридору, осторожно переступая через собачьи миски, доски, какие-то обломки – и что еще? Ах да, рукав от халата. Рыбаков дрался с кем-то и оторвал его? Убийца – врач?

Да-да, конечно, врач! Он испугался, что она присвоит себе обрывок, а каждому врачу известно: если кто-то заберет оторванный рукав, то новый на халате уже не вырастет. Теперь по ночам врач будет приходить к ней и стонать: отдай мой рукав! Отдааай! И в руке у него будет черная-пречерная клизма.

Света сама застонала от бессилия. Боже, почему ее мозг рождает такую ахинею?!

Вспоминай!

Вот они разговаривают… О чем? Что-то о режиссуре, о фильме «Золотой теленок»… Света даже зажмурилась от напряжения. Почему она способна в деталях воспроизвести обстановку комнаты Олега, но никак не может припомнить содержание их разговора?

«Потому что ты воспринимаешь мир глазами, а не ушами, – подсказал здравый смысл. – На слух его воспринимает Дрозд. У тебя дождь – серый, а у него – тихий. Чувствуешь разницу?»

Света чувствовала, но это ничем ей не помогало.

Память сохранила одно: Рыбаков был чем-то недоволен. Недовольство прорвалось лишь один раз и касалось…

– Режиссер!

Вот оно! Рыбаков утверждал, что провал хорошего актера – всегда «заслуга» режиссера. Он высказал это неожиданно эмоционально и резко.

«Я тогда еще подумала, что к ним у него свой счет».

А кто у нас режиссер? Виктор Стрельников.

Света вдруг вскочила, осененная новой идеей. Что, если Рыбаков незаметно подложил ей что-то? Дискету, флешку… Улику, которая опасна для Стрельникова. Как она оказалась у Олега и что это за улика – второй вопрос. Для Светы важно то, что эта вещь могла попасть к ней.

Она достала из шкафа джинсы, поискала в карманах. Обнаружился неиспользованный проездной на метро и сто рублей, скрученные в узелок. Света развернула купюру и тщательно изучила на предмет наличия чисел, инструкций и загадочных номеров, написанных от руки.

Интуиция ее не подвела. На лицевой стороне купюры действительно обнаружилась надпись. Корявым почерком на ней было выведено: «передай другому и будет счастье».

– Счастье, – вздохнула Света. – С большой буквы «Ща».

Больше в карманах ничего не нашлось. Ни ключей от таинственных дверей, ни флешек с гигабайтами компрометирующей информации, ни даже банальной записки, в которой излагалась бы суть происходящего. Вкратце. Конспективно. Так и так, в моей смерти прошу винить Витю Сэ, который… который…

Который что?

Свете не хватало фантазии придумать, в чем покойный Рыбаков обвинял Витю Сэ. В бездарности? В уклонении от уплаты налогов? В другом убийстве? Не слишком ли много убийств на одного режиссера?

Возле миски требовательно пискнул Тихон, отвлекая ее от размышлений.

– Ну, ты же недавно ел, – сказала Света и с ужасом поняла, что подхватила от следователя слово-паразит.

Кот с трагическим лицом понюхал пустую миску и заявил о себе громче.

– Ну, хватит. То есть просто хватит! Я тебя полчаса назад кормила.

Кот тоскливо посмотрел в миску. Затем так же тоскливо посмотрел на Свету. Выдержать этот взгляд мог только исключительно бессердечный человек.

Или владелец исключительно прожорливого кота.

– Ничего не дам!

Кот понуро отошел от миски. С каждым шагом ребра его выпирали все сильнее. На глазах Светы упитанный, как сосиска, зверь превратился в изможденного сироту. Усы обвисли, взгляд потух. Теперь это было несчастное, недокормленное животное, навсегда травмированное голодным детством.

Сердце Светы не выдержало. Она достала пакетик корма и щедро положила целую ложку. Подумала – и добавила немножко сверху.

– Тиша! На!

Кот подбежал к ней, радостно мрякая на ходу, и с ушами зарылся в миску. Он ел, чавкая и урча, словно его не кормили двое суток.

Вылизав миску дочиста, кот пришел к Свете на диван, лег возле нее, сыто сопя, и приткнулся головой к ее руке. Через минуту Тихон спал, похрапывая, как престарелый мопс.

А Света поглаживала его и улыбалась – первый раз за этот долгий день.