Ей ничего не оставалось, как последовать за ним.

Узкий длинный коридор. Желтый линолеум, прикидывающийся паркетом. Груды картонных коробок вдоль обеих стен, громоздящиеся друг на друга. И над всем этим зловеще раскачивается лампочка.

– Закрывайте дверь! – донеслось откуда-то издалека.

– Закрывай дверь, – передал Дрозд.

– Закрываю, – пробормотала Света и с силой задвинула засов. – Господи, куда мы попали…

Кажется, примерно в таких условиях должны обитать городские вампиры. Недоставало лишь черного кота с горящими глазами, словно вышедшего из самого жуткого рассказа Эдгара По. Или летучей мыши, по ночам парящей над кварталом в поисках добычи, а днем свивающейся в кокон под потолком квартиры.

Девушка представила мышь, похожую на черный подвядший бутон гладиолуса, и поежилась. В ногу ей что-то ткнулось и глухо заворчало.

Света не умела визжать. При виде таракана или уховертки она молча отпрыгивала назад и на несколько секунд крепко зажмуривалась, надеясь, что за это время гнусная тварь рассосется сама собой. Обычно подобная тактика себя оправдывала. Если же насекомое попадалось непонятливое, она капитулировала, оставив врага на захваченной территории.

Вот и на этот раз Света, не издав ни звука, воспроизвела прыжок кенгуру, наступившего на сколопендру. Настоящий кенгуру позавидовал бы ее скачку. Возможно, он даже покинул бы саванну навсегда, не выдержав удара по самолюбию.

Но за спиной были не просторы Австралии, а узкий коридор, заставленный коробками. Задом Света врезалась в коробку, и пирамида, пошатнувшись, обрушилась.

Когда на шум вернулся Дрозд, Света сидела на полу, потирая макушку, а вокруг лежали рассыпавшиеся журналы.

– Ушиблась? – Он поднял ее одним рывком. – Что случилось?

– На меня кто-то рычал!

Издалека недовольно позвали:

– Что вы там копаетесь? Можете не раздеваться.

– Мы только обувь снимем! – крикнул в ответ Дрозд. И обернулся к Свете: – Кто рычал?

– Я сама хотела бы знать!

Дрозд осмотрелся и пожал плечами:

– Тебе точно не показалось?

Света наклонилась, чтобы собрать журналы, и получила ответ на свой вопрос.

– Ой! Вон оно! За шкафом!

Дрозд присел на корточки и с неподдельным изумлением уставился на животное, таращившееся на них из угла.

– Ё-мае! Кто-то скрестил жабу с бульдогом!

Существо, сидевшее в углу, ухмыльнулось во всю пасть.

– Хорошая собака, хорошая, – успокаивающе проговорил Алексей.

– Ты себя уговариваешь или ее? – Света на всякий случай встала у него за спиной. – Это вообще не собака! У нее нет лап!

Но существо лениво поднялось, и стало видно, что лапы у него все-таки имеются. Как и полагается, четыре штуки, правда, все – исключительной кривизны. Переваливаясь, животное побрело в комнату, а Дрозд и Света последовали за своим новым провожатым.

– Почему он такой бело-розовый? – шепотом спросила Света.

– Может, альбинос?

– Тогда глаза должны быть голубые. Кажется.

Существо обернулось и укоризненно уставилось на них. Поворот головы дался ему с трудом – мешали толстые складки кожи.

– Черные, – вполголоса констатировал Дрозд. – Не альбинос.

Пес отвернулся и с трудом двинулся дальше.

– А почему он такой толстый? – не успокаивалась Света.

– Кушает много. Аппетит хороший, значит.

– А почему у него бородавки?

Дрозд не успел ответить – они вошли в комнату.

Это была небольшая гостиная, стены которой когда-то давно оклеили красными обоями с крупными золотыми лилиями. За много лет золото выцвело. Теперь лилии напоминали не монарший цветок, а следы гуся, криво прошедшего по стенам.

Потолок по чьей-то странной прихоти тоже закрыли обоями. Быть может, дизайнер планировал создать эффект королевских покоев, но в этом случае он жестоко просчитался. Его творение больше походило на обитый тканью ящик или шкатулку. Человек в первые несколько секунд испытывал здесь слабый приступ клаустрофобии, усугублявшийся тем, что окна были плотно зашторены.

У стены скалилось желтыми клавишами пианино. Возле него громоздилась невнятная куча тряпья, от которой Света постаралась встать подальше.

Сам хозяин сидел в широком резном кресле посреди гостиной. Вернее было бы сказать – утопал. Кресло с высокой спинкой, похоже, когда-то служило реквизитом в спектаклях по Шекспиру и предназначалось для царственных особ.

Якобсон напоминал царственную особу не больше, чем его собака – борзую. Он был мал, лыс и невообразимо толст. Актер не отличался худобой даже на старых записях и снимках. Но теперь он выглядел так, словно за прошедшие десять лет только и делал, что предавался чревоугодничеству.