Трент посмотрел на нее.

— Нет, Номи, это не Кейт поставил его там. Думаю, мы все знаем, кто это сделал.

Гленда слегка похлопала отца по руке. Щеки ее вспыхнули, и она с вызовом посмотрела на бывшего мужа.

— У Дины просто талант находить странствующих рыцарей, не так ли? Забавно, что ты наткнулся на нее в лесу, чтобы спасти и принести домой!

— Ты попросила капкан у Кейта, — обвинил ее тот, — и сама поставила его на этой тропинке.

— Прекрати! — прервал его Гленн. — Мы знаем твое отношение к Чандлерам, но такие дикие измышления…

— Твоя жена могла оказаться в госпитале со сломанной ногой, — огрызнулся Трент. — Тебе следует лучше заботиться о ней! — Он прикоснулся к моему локтю, и его глаза потеплели. — До свидания, Бернардина, — сказал он и вышел из гостиной.

В его голосе была такая нежность, что я чуть не расплакалась. Когда за ним закрылась дверь, я почувствовала, что потеряла единственного человека, который мог бы защитить меня от клана Чандлеров.

Гленн подошел ко мне, обнял за плечи, мягко посадил в кресло и опустился на одно колено, чтобы осмотреть мою лодыжку.

— Думаю, мы обойдемся без госпиталя, Дина. Это просто ссадина, хотя, возможно, когда она подживет, будет небольшой синяк.

Я почувствовала, что теряю терпение, и разозлилась.

— Конечно, мне не нужен врач! Трент только сказал, что такое могло случиться. Капкан слегка поцарапал меня. Он захлопнулся на ветке, которую я сунула в кучу мусора.

— А зачем тебе понадобилось совать ее туда? — поинтересовалась Гленда.

Я встретилась с ней глазами, и если до этого момента у меня и оставались какие-то сомнения в том, что она замешана в этой истории, то теперь они бесследно исчезли. Сейчас она издевалась надо мной, а совсем недавно готовила ловушку, даже не думая о том, что в нее мог попасть любой прогуливающийся по берегу человек. Запущенный в мою голову ведьмин шар еще можно было объяснить ее несдержанностью. Но капкан говорил о хорошо рассчитанном умысле.

— Твоя сестра хочет избавиться от меня, — громко сказала я мужу.

Ответом было молчание, но меня не покидало ощущение, что тройка Чандлеров снова сплотилась, готовая противостоять такой глупой вспышке.

— Если вы не возражаете, — сказал Колтон, игнорируя мои слова, — я бы хотел продолжить дискуссию, которая была прервана появлением Дины.

Я поняла, что он может быть таким же холодным, как его дочь. А Гленн, услышав слова отца, тут же забыл обо мне.

— Да, — заявил он. — Я за то, чтобы показ состоялся. Я готов.

— А я нет! — воскликнула Гленда. — Я не удовлетворена своими набросками. Я пыталась рисовать пастелью, акварельными красками, почти закончила портрет Кейта маслом, сделала полдюжины эскизов карандашом, но это все не то.

— Я считаю, что сейчас самое подходящее время посмотреть ваши работы, — сказал Колтон. — Завтра утром я уезжаю в Нью-Йорк, чтобы отвезти свои картины, и вернусь через пару дней. Так что сегодня днем мы устроим один из наших показов, как делали всегда. И больше никаких возражений. Я был и остаюсь вашим наставником, не так ли?

Гленда выглядела обиженной, но ее брат с восторгом повернулся ко мне.

— Пойдем наверх, в мансарду, любовь моя. Я хочу сделать еще кое-что, прежде чем Колтон увидит мою работу. Ты ведь сможешь подняться по лестнице, правда?

Все это время Номи спокойно сидела у камина, но сейчас она поднялась и оттолкнула Гленна — маленькая решительная фигурка с короной белых волос.

— Как ты можешь быть таким эгоистом? Пойдем со мной, Дина, — обратилась она ко мне. — Помнишь, что я говорила тебе? Чандлеры не способны думать о других людях. Вот если бы вред причинили одному из них, тогда бы они подняли шум. Пойдем на кухню, я согрею воду, чтобы промыть рану, и сделаю тебе повязку. Она не поднимется сейчас наверх, Гленн, — твердо заявила она племяннику. — Я не допущу этого.

Но когда моя лодыжка была обработана и перевязана, а боль почти стихла, я все-таки поднялась в мансарду.

Я четко понимала, что с сегодняшнего дня мне следует остерегаться Гленды, так как на помощь Гленна рассчитывать не приходится. Но если он хотел, чтобы я поднялась наверх, я должна была это сделать.

Пока Номи готовила повязку, она объяснила мне, что такое «показ».

Когда близнецы были совсем юными и только учились рисовать, отец давал им возможность работать самостоятельно. Он не вмешивался, не критиковал их работу и даже не давал советов. Но когда рисунки детей достигали определенной степени готовности, Колтон объявлял, что собирается устроить «показ». При этом он не только сам давал профессиональную оценку творчеству детей и выслушивал их мнение о работах друг друга, но и представлял им свои собственные произведения и готов был принять их критику в свой адрес.

— Таким образом он был в курсе всего, что они делали, — рассказывала Номи, — но в то же время не навязывал им свои собственные вкус и взгляды. Он признает, что Гленн или Гленда добились успеха, даже когда это идет вразрез с его собственными пристрастиями. Но от посредственной работы он может и камня на камне не оставить, поэтому близнецы немного побаиваются таких «судных дней».

Безусловно, это был интересный подход к воспитанию детей, который к тому же дал хорошие результаты, но я слушала Наоми вполуха, так как все еще не могла оправиться от пережитого потрясения.