Во время работы над алебастровой головкой он рассказывал мне, что делает, и теперь я хорошо представляла себе все ее этапы. Резка по дереву — несмотря на то, что текстура и материал были другими, — тоже представляла собой один из видов скульптуры. Гленн не вырезал кропотливо каждую складочку драпировки или завиток волос, а стремился выявить то, что скрывается внутри материала. Сейчас он ловко действовал деревянным молотком, резцом и полукруглым долотом, пытаясь добиться, чтобы плоская поверхность дерева становилась похожей на что-то волнистое, шелковистое и воздушное.

Но у него что-то не получалось. Я видела это по лицу мужа, по тому, как он резко отбрасывал в сторону молоток или резец. Это состояние было объяснимо. В воображении художника уже сложился законченный образ будущего произведения, и невозможность воплощения своего замысла заставляла его страдать и раздражаться. Я, сжавшись, напряженно сидела на своем стуле, так что даже мышцы шеи заболели.

На мгновение повернув голову, я увидела, что Кейт не сводит с меня глаз. Он смотрел на меня, как на что-то неприятное, даже уродливое. Я попыталась улыбнуться мальчику, но он отвел взгляд. Оставив его в покое, я перевела взгляд на желтый ведьмин шар, так же пристально следящий за мной с полки, на которую его положил Гленн.

— Перестань вертеться! — резко бросил мне муж. — Если ты устала сидеть в одной и той же позе, встань и походи. Мне это не помешает. Все равно у меня не получается то, что я хочу. Под волосами совсем не то лицо.

Это прозвучало грубо, но я не почувствовала себя оскорбленной. Меня не заботило, что он хотел увидеть. Я встала и потянулась. В мансарде громко тикали часы, и я удивилась, что еще существует время.

— Новый год еще не наступил? — спросила я у Кейта.

Он что-то буркнул и посмотрел на часы на своем запястье.

— Нет! — закричал Гленн. — Я еще не готов. Мне пока не удалось ухватить в дереве то, что я искал. Вернись на свое место, Дина. Я продолжу работу. Если я успею поймать задуманный образ до того, как пробьет двенадцать, все будет в порядке! В противном случае я вообще не буду продолжать эту работу.

Он взглянул на стеклянный желтый шар, словно черпая в нем силы, и вернулся к работе. На этот раз он усадил меня в профиль к себе, и я больше не могла наблюдать за ним. Но осознание того, что он увлеченно работает, успокаивало меня.

Когда наступила полночь, Номи и Колтон поднялись в мансарду и принесли нам шампанское. Услышав на лестнице их шаги, Гленн опустил резцы и укутал свою работу покрывалом.

— Это произошло! — торжественно сообщил он Колтону. — Я выиграл борьбу с волосами. Теперь можно заняться лицом. На этот раз мне удалось ухватить что-то новое, и оно еще лучше, чем было в камне.

Колтон выглядел заинтересованным, но тем не менее не настаивал, чтобы Гленн показал ему свою работу, пока не продвинется достаточно для «показа».

Он произнес тост в честь Нового года, и мы сдвинули бокалы, чтобы выпить за успех новой работы Гленна.

Кейт мрачно наблюдал за нами, Потягивая горячий шоколад, который приготовила ему Номи, и, делая вид, что обижен тем обстоятельством, что его все еще считают ребенком.

Наше настроение вряд ли можно было назвать праздничным, поэтому, допив шампанское, мы не стали задерживаться в мансарде. Колтон и Номи спустились первыми, Гленн последовал за ними и позвал меня с собой.

Но, прежде чем я успела выйти, Кейт вскочил со своей кровати и так неожиданно схватил меня за руку, что я даже испугалась. Но он выглядел таким одиноким и несчастным, нуждавшимся в помощи, что я, стараясь забыть о его неприязненных взглядах и подозрениях на мой счет, задержалась в мансарде.

— Посмотри на работу Гленна! — прошептал мне мальчик. — Я видел, что он начал делать. Взгляни на это, и ты поймешь, что тебе надо остерегаться.

Я не поняла, что он имеет в виду, и не стала ничего смотреть. Я четко усвоила, что не имею права вмешиваться или подсматривать, когда Гленн работает над скульптурой, даже если он вырезает лицо Гленды. Пусть делает, что хочет. Я желала ему успеха, но сам он больше не интересовал меня.

Позже я не раз задумывалась о том, что изменилось бы, если бы я тогда прислушалась к словам мальчика и взглянула на работу мужа. Может быть, я распознала бы чудовищное превращение, которое начало происходить с Гленном, если бы приподняла покрывало с махагоновой головки? Впрочем, нет. Я не поверила бы этому и была бы скорее потрясена, чем испугана.

День шел за днем, и Гленн работал с прежним увлечением, но у меня почему-то постепенно крепло ощущение, что история повторяется. Это были жуткие предчувствия, не сулившие в будущем ничего хорошего.

Он почти не делал перерывов в своей работе над скульптурой и требовал моего постоянного присутствия. Меня это удивляло, ведь он почти не смотрел на меня, хотя я послушно сидела, отвернувшись от головки. Иногда я могла видеть лицо Гленна в зеркале, но никогда не видела его работу.