Нашему изумления не было предела. И «психическими» опытами и тем, что пуля смогла уйти туда, где мы ее и обнаружили, не оставив при этом следов в тканях бедра. Долго мы бы ее искали, если бы не Владимир Николаевич!

С этой пулей я пошел к прокурору, все еще дожидавшемуся конца исследования трупа.

— Василий Ибрагимович, вы пулю так заберете? Мы ведь в акте исследования отметим, что пулю забрал прокурор — то есть вы и все будет тип-топ! Или будете протокол изъятия оформлять…

— Я буду на вас рапорт вашему начальству писать!

— Вот тебе раз? За что это, интересно?

— А позвольте узнать, — ледяным голосом спросил Ибрагимыч, — где такая методика исследования трупа прописана — ну с этими проволочками? И пачиму при исследовании трупа присутствовали посторонние люди, а?

В общем, как это ни грустно, но прокурор да самого конца вскрытия остался Ибрагимовичем, а Василий так и не появился.

Рапорт на нас он, правда, не написал, но о том, что при исследовании трупа присутствовали посторонние люди, он все-таки устно начальству накапал. И мы получили нагоняй. Тоже устный.

Да, а нашего психиатра мы отблагодарили за помощь. Попозже, когда пришел прокурор Вася. С ним вместе и благодарили.

Вот такая практическая история случилась в небольшом городке, там, где эксперты «не боятся внедрять новые методы исследования».

— …подсудимый, встаньте! — сказал судья, когда закончилось оглашение обвинительного заключения. Но сидевший на зарешеченной скамье мужчина, не ответил и продолжал молча сидеть, опустив голову. И только получив толчок в бок от конвоира, поднял голову и, с недоумением оглядевшись, встал.

— Вы все слышали, обвиняемый? Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?

— Да, Ваша Честь! — невыразительным и тусклым голосом ответил мужчина.

— Вы признаете свою вину?..

— …так начал свой рассказ Саша Брюханов.

— Ну, наконец-то! Сподобился-таки ротик открыть, чадушко, — обращаясь к нему, сказал Михаил, — а то ведь открывал-то его только чаек отхлебывать да рыбку кушать.

— Я не кушал, я — слушал! И свой рассказ обдумывал, — насупившись, ответил тот.

— Давай, давай, не робей, — поощрительно прогудел со своего места Самуилыч.

Саша еще пару минут хмурил брови и молчал, видимо, собираясь с мыслями, а потом продолжил:

— Я, надобно вам коллеги знать, до 45 лет работал в областном бюро. А потом из-за неполадок со здоровьем у жены — астма! — мы уехали в район, как ей аллергологи и посоветовали. На лоно природы, так сказать! Уехали не так далеко от города — всего-то 150 км, а при наличии авто, это вообще было не расстояние. Вот о том, кто работал там до меня, я и хотел рассказать историю.

…Подсудимый, услышав вопрос судьи, молча огляделся по сторонам. Народу в зале было совсем мало, но ее не было! Она так и не пришла. И тогда ему все стало безразлично. Он снова было опустился на скамью, но едва коснувшись ее, резко выпрямился и, глядя судье прямо в глаза, сказал…

Ответив, он сел и снова погрузился в воспоминания, ибо и сам суд, и его итоги были ему уже неинтересны…

Поздним декабрьским вечером он шел с работы. Легкий морозец пощипывал щеки, и — вот банальщина! — белый, только что выпавший снежок упруго хрустел при каждом его шаге.

— Бр-р-р, — зябко повел он плечами и в который раз подумал: «Ну не люблю я декабрь, не люблю этого убогого старца года». И ему вдруг пришла мысль, что он непременно умрет в декабре, но там, на закате жизни, когда станет совсем стареньким.

Он улыбнулся такой мысли. В 40 лет и старость, и смерть от таковой кажутся смешным и мало понимаемым процессом, так как в этом возрасте жизнь все еще прекрасна и бесконечна! А еще он улыбался тому, что дома его ждет молодая и очень красивая жена. При мысли о ней он непроизвольно ускорил шаги и почти побежал — так сильно было желание поскорее ее увидеть и обнять.

Они познакомились три года назад, когда его первая жена, бросив все — будь проклята эта дыра, устала, не могу! — и забрав сына, укатила к маме в город. Тогда он почти два месяца пил, довольно успешно совмещая это «увлекательное» занятие с работой. Утром он приходил на службу, равнодушно выполнял текущие и неотложные дела — вскрывал, осматривал потерпевших и тихо уходил домой, затарившись по дороге необходимым количеством спиртного. А вот пить он бросил как-то неожиданно. Еще утром он решал, чего и сколько брать, а в обед вдруг пить не стал. Не захотел. С этого дня он «завязал». А еще через месяц в соседнюю квартиру вселилась семья беженцев из Средней Азии. Взрослые были примерно его возраста, а с ними была их дочь — красивая, подвижная 16-летняя девочка. Но что она ему, взрослому мужчине? Она и была для него не более чем дочь соседей. Одно слово — ребенок! С ее родителями у него сложились нормальные, соседские отношения. Люди они были легкие, веселые и очень контактные. А еще через пару месяцев, когда он в одиночестве отмечал свой 41-й день рождения — нет, нет, не пил! — просто сидел за якобы праздничным, холостяцким столом и смотрел телевизор, вдруг раздался звонок в дверь. Спустя пару секунд в комнату вбежала эта соседская девочка — дверь-то по сельской традиции днем не запиралась! — и прямо с порога очень звонко сказала, почти крикнула: