Она замолчала и потом спросила: «А знаете почему?» — «Нет, не знаю…» — «Потому что я теперь собственность другого!» — заявила она со злорадной улыбкой, заставившей меня содрогнуться.

Я до того разволновался, что, покинув Аннету, не нашел в себе сил принять участие в свадебном пире. Я вернулся домой. Меня мучили сомнения, должен ли я предупредить Лору. Я решил хорошенько обдумать дело, прежде чем нарушать ее спокойствие.

Тетушка, увидев, что я так рано вернулся, очень удивилась, но ни единым словом не выдала своего изумления: «Вот что называется хороший племянник! Ты подумал о том, что я весь день сижу одна, и пожертвовал обедом и танцами, чтобы развлечь меня!»

В продолжение целого часа она старалась развеселить меня и вызвать на откровенность. В конечном итоге она встала передо мной, положила обе руки мне на плечи и нежным голосом сказала: «Дорогое дитя, какая-то тайна тяготит тебя. Говори, откройся, ты же знаешь, что твоя старая тетка может дать тебе добрый совет».

Я дал клятву, это правда, но после недавних угроз жены Генёка благоразумно ли было хранить молчание? Я решился вверить все тетке, так как хорошо знал о ее умении молчать. Она выслушала меня с серьезным и задумчивым видом, не перебивая. Лицо ее оставалось печальным.

«Это все?» — спросила она, когда я окончил рассказ. «Все», — ответил я. «Ты ничего не пропустил? Ты не забыл сказать мне, что влюблен в Лору?»

Яркий румянец вспыхнул на моем лице.

«Очень… очень влюблен?» — спросила тетка, подчеркивая каждое слово. Я кивнул. Она остановила на мне грустный, нежный взор и после небольшой паузы произнесла: «А она?» Не получив ответа, она повторила с нетерпением: «Лора любит тебя?» Я решился, наконец, робко промолвить: «Надеюсь».

На этот раз молчание моей тетки было более продолжительным. Наконец, собравшись с духом, она резко сказала: «Довольно! Будь мужественным. Оставь ее, пускай выходит замуж за Монжёза. Близится гроза, так пусть же ливень разразится над маркизом».

При этом совете отступить, чтобы избежать опасности, грозившей мужу Лоры, я так встрепенулся, что тетушка поспешила изменить тактику.

«Если я отдам тебе половину моего состояния или даже три четверти, то и тогда ты будешь беден перед Лорой, твоя доля будет совершенным ничтожеством перед ее приданым. Кто знает, не обвинят ли тебя впоследствии в корыстолюбивых целях?..»

Это был удар по моему самолюбию, и я ответил с глупой наивностью влюбленных: «Если Лора меня любит, то она удовольствуется тем, чем я обязан вашей доброте». — «Да, — ответила тетка с насмешкой, — а что станет с состоянием девушки, на которое заглядывается Бержерон?» — «Мы отдадим его отцу в пожизненное владение».

Тетушка разразилась звонким смехом. «В пожизненное владение? — повторила она. — Ну и простак же ты! Вы не нашли бы ни гроша после смерти этого канальи Бержерона. Аннета и ей подобные обобрали бы его дочиста!»

Веселость тетки была наигранной. В ней сквозила печаль. «Поверь мне, — продолжала она, — нужно позволить ей выйти замуж за Монжёза. Послушай моего совета».

Лицо мое обнаруживало такую твердую решимость не поддаваться убеждениям, что в продолжение минуты тетка хранила молчание. Она смотрела перед собой, погруженная в задумчивость. С губ ее готовы были сорваться слова, которые она никак не решалась произнести. Наконец, тихим, растроганным, несколько дрожащим голосом она спросила меня: «Знаешь, почему я не вышла замуж?» — «Мой отец часто говорил мне о вашем отвращении к замужеству».

Она печально улыбнулась. «Да, так я утверждала до тридцати или тридцати пяти лет, но это говорили только мои уста, уверяю тебя. Впоследствии мои сожаления о том, что я так и не вышла замуж, смягчились при мысли о жертве». — «О жертве?» — прервал я ее, удивленный этим неожиданно прозвучавшим словом.

Но тетушка вместо того, чтобы объясниться, после некоторого колебания спросила меня: «Итак, дитя мое, решено? Ты последуешь моему совету — позволить мадемуазель Бержерон выйти замуж за маркиза?» Мое молчание было равносильно отрицательному ответу, поэтому тетка печально продолжала: «Я хотела, чтобы истину сообщили тебе лишь после моей смерти, но так как я вижу необходимость в этом, то сама расскажу тебе свою печальную историю».

В этом месте рассказа Либуа остановил Морера жестом. Как ни был художник любопытен, однако настоящее интересовало его больше прошлого. Имя Монжёза, произнесенное несколько раз, вызвало в нем желание узнать, что случилось с его приятелем у госпожи Вервен.

— Не проснулся ли мой слуга, доктор? Что-то не слышно храпа этого пьяницы. Нужно, чтобы он рассказал нам о проделке, которую выкинул с ним Генёк.

Доктор отправился к слуге, а художник приблизился к телескопу. И вот что он увидел. Окно открыли, но городских сержантов в нем уже не было. Теперь двое мужчин опирались на подоконник, и один из них объяснял что-то другому, показывая вниз.