– Понял? – спросил Мостовой Игоря, кладя на стол телефон.

– Понял. Труба зовет.

– Тогда дуй домой отдыхать, а завтра утром на службу. Я сейчас Ольге звякну и, наверное, съезжу за ней. А может, со мной поедешь? Вечерок на воздухе проведем?

– Ну его, этот воздух, – махнул рукой Игорь. – Я лучше домой, подарок профессора полистаю на сон грядущий.

Приехав домой, Игорь всласть наплескался под душем и улегся с книгой. После беседы с профессором Ворониным ему захотелось первым делом пролистать период Великой Отечественной войны. Когда Чистякову попался абзац о восхождении немецкой группы на Эльбрус и водружении там двух фашистских флагов, он вспомнил, как нахмурился профессор при упоминании о гауптмане Гроте. Странная реакция, подумал Игорь. Что-то у профессора с немцами связано. Может, беда какая-нибудь или кого из близких у него убили? А может, он сам в концлагере был? Сколько Воронину сейчас лет? Кажется, 84 или 85. Значит, в сорок первом ему было лет семнадцать. И он оставался на оккупированной территории. В Германию его вроде бы не угоняли, на фронте он не воевал. И то и другое могло быть по причине слабого здоровья. Не верилось, что Никита Савельевич в молодости был «аполлоном», скоре всего, таким же тщедушным и подслеповатым. Может, он в партизанах был или в подполье? Удобно ли его самого об этом спрашивать? Может, узнать через Ольгиных родителей?

Какая-то не сформировавшаяся интуитивная мысль толкнула Чистякова к компьютеру. В Интернете он набирал различные кодовые слова, пока ему не попалась переведенная на русский язык статья из одного немецкого журнала. В ней как раз рассказывалось о горных частях Германии, включая и историю создания. Было много фотографий – и современных, и времен войны. Нашлась в статье и ссылка на интервью с инвалидом войны, бывшим офицером вермахта Гротом. Совпадение или это тот самый Грот, Чистяков так и не понял.

Засидевшись до двух часов ночи у компьютера, Чистяков спохватился. Завтра на работу, а он еще и не ложился. Дежурства выдавались иногда такими напряженными, что лучше не рисковать.

Не успела бригада Мостового переодеться и принять машину взамен своей, которая встала на «капиталку», как последовало срочное задание. В замороженной новостройке на окраине города в шахте лифта милиционеры обнаружили труп, причем, судя по запаху, трупу было уже несколько дней. Когда бригада выехала со двора базы, Игорь украдкой посмотрел на своих друзей. По лицу Мостового было вообще трудно что-то определенное сказать, лицо Ольги Синицкой выражало лишь скуку. «Этот непрошибаемый, эта еще в институте своем медицинском за время обучения насмотрелась всякого, – с тоской думал Игорь. – А меня от этих запахов воротит так, что ничего с собой сделать не могу. Никак не привыкну. Ну что у меня за организм такой нежный?»

Чистякову уже несколько раз приходилось сталкиваться с полуразложившимися трупами. Воспоминания о своем состоянии были самыми печальными, никак не соответствующими образу лихого героя спасателя. Игоря это угнетало так сильно еще и потому, что его альпинистская подготовка наводила на мысль, что в шахту лифта придется лезть именно ему.

– Оль, а твои родители хорошо Воронина знают? – спросил Чистяков Синицкую, чтобы отвлечься от траурных мыслей.

– Не знаю, – пожала плечами Ольга, – наверное. А что?

– Да просто интересно. Я вот хотел его расспросить о том, что он сам помнит о войне. Не знаю, все ли корректно будет спрашивать? Может, есть какие-то вещи, о которых не стоит спрашивать? А у него какие-то тяжкие воспоминания о войне?

– О войне у всех такие воспоминания, кто ее пережил, – вставил Мостовой, не отрываясь от дороги.

– Это понятно, тем не менее многие с охотой рассказывают. Может, есть вещи, о которых он не хотел бы вспоминать, а я полезу с расспросами.

– Не лезь, – коротко посоветовал Мостовой.

– Ну, ты все-таки расспроси, Оль, – упрямо продолжал настаивать Чистяков.

– Ладно, расспрошу, – согласилась Синицкая и показала пальцем вперед. – А вон и нас поджидают.

Впереди высились две высокие коробки недостроенного санатория или клиники. Ворота на строительную площадку были открыты настежь, а на территории просматривались милицейские и гражданские машины и человек десять людей. Четверо были в милицейской форме.

Все оказалось не так страшно, как думал Чистяков. Доступ к основанию шахты лифта был из цокольной части здания, значит, лезть одному ему не придется. Задача спасателей сводилась не просто к извлечению тела. Как пояснил представитель застройщика, был утерян ключ от подвального помещения лифтовой. Ржавые стальные двери придется вскрывать с помощью специального инструмента. Милиция еще до приезда бригады МЧС облазила все этажи в поисках следов преступления, и теперь оставалось только осмотреть место, где лежал сам труп.

Запах разложения ощущался уже у входа в здание. Что будет, представил Чистяков, когда он подойдет к самой лифтовой? Респираторы, которые надели спасатели для защиты дыхательных путей, фильтровали воздух, но от вони не защищали. Игорь потянул Ольгу за рукав, пока на спасателей никто не смотрел.

– Оль, у тебя духи есть? – спросил Чистяков, который видел, что утром Синицкой одна из женщин в управлении передавала коробочку с духами. Кому-то Ольга что-то, видать, заказывала.

– Духи? – удивилась девушка. – Зачем тебе духи? На свидание собрался?

– Ваточку в нос, – пояснил Чистяков с униженно-просительным видом.

– Игорь, ты что, спятил? – вытаращилась Синицкая. – Это же «Диор»! Я за него шесть тысяч выложила!

– Мне только две ваточки намочить, – скорчился Игорь, пытаясь показать, в какой он безвыходной ситуации оказался.

– Какие две ваточки, там всего пятнадцать миллилитров!

– Оленька, мне всего две капельки!

– Я уже и Оленька? – ехидно заметила Синицкая. – Герой-любовник! Обойдешься нашатырем, неврастеник.