– Не полетели ли тогда головы за такие провалы в обороне Кавказа? – спросил Чистяков.

– Мне рассказывали, – ответил Воронин, – что Берия, срочно прилетевший на свою сухумскую дачу, вызвал к себе группу генералов. Страшно орал и размахивал пистолетом, требуя ответов. Кто-то из генералов, не помню, кто точно, попытался Берии возразить на его обвинения и сослаться на объективные причины, Берия ударил его кулаком в лицо. Вот так-то, молодые люди. А выбить «эдельвейсов» с Кавказа Красная армия так и не смогла, они ушли оттуда сами в 1943 году, потому что захват советскими частями Нальчика создал угрозу окружения и сделал бессмысленным удержание кавказских вершин и перевалов в условиях общего отступления немецкой армии.

– Значит, пушка и каска, – задумчиво сказал Чистяков, – это где-то осень 41-го или весна 42-го. Период их продвижения. Теперь я немного другими глазами буду смотреть на эти горы.

Спасатели стали шумно собираться и благодарить профессора. Воронин кивал, улыбался, но было видно, что этот визит к нему молодежи отнял у старика много сил. Профессор не стал даже подниматься со своего кресла и попросил, чтобы спасатели захлопнули за собой входную дверь. Может быть, ему, под воздействием воспоминаний, хочется побыть одному, решил Чистяков, не выходить так быстро из того времени, в которое его заставили снова погрузиться гости. И только когда спасатели уже обувались в прихожей, из кабинета раздался слабый голос профессора:

– Игорь, задержитесь, пожалуйста.

Чистяков удивленно переглянулся с друзьями и снова снял ботинки. Мостовой и Синицкая молча остались ждать Игоря в прихожей.

– Я тут подумал, Игорь, – сказал задумчиво Воронин, когда Чистяков снова появился в кабинете, – что при вашей любознательности и интересе к истории своего края, который вы проявляете, мне следовало бы сделать вам один полезный подарок.

– Да ну, что вы, Никита Савельевич, – пробормотал Чистяков.

– Не спорьте, молодой человек, не спорьте, – возразил профессор. – Я лучше знаю. Подойдите сюда.

Чистяков послушно подошел к столу и остановился.

– Вот возьмите эту книгу, – протянул профессор Игорю то самое красочное издание в глянцевом переплете, из которого он зачитывал цитаты во время беседы со спасателями. – Это моя последняя. Она вам очень пригодится, вы почерпнете для себя много нового. Вы же любите рассказывать о наших местах, вот и будете пользоваться.

– Спасибо, Никита Савельевич, – сказал Чистяков и взял в руки книгу.

– Берегите ее как память обо мне, – наставительно, но как-то грустно сказал Воронин.

– Ну, Никита Савельевич, – возмутился спасатель, – что это вы с таким пессимизмом говорите?

– Полно, молодой человек, – махнул рукой старый профессор, – идите уж.

Чистяков еще раз горячо поблагодарил и вышел к своим друзьям.

– Чего он тебя звал? – не удержалась от расспросов Ольга, когда спасатели вышли на лестницу.

– Да вот, решил мне свою книгу подарить на память. Хандрит старик, прямо умирать собрался.

– Ничего удивительного, если ему уже сильно за восемьдесят, – пробурчал Мостовой. – Стареют бароны.

– А любовь-то его, Кушнарева, выглядит не в пример лучше.

– А она и моложе его, – пояснила Синицкая. – Воронин после войны долго не женился. А Кушнаревы были его соседями. Зинаида была в него с детства влюблена. Это потом уже, когда она школу закончила, в консерваторию поступила, у них отношения завязались.

– Откуда все-таки у него фамильные драгоценности? – подумал вслух Чистяков. – Вроде не из знатной и богатой семьи.

– Мало ли... Мы же о нем ничего не знаем.

Спасатели расстались у подъезда. Боря должен был отвезти Синицкую обратно на дачу, а Чистяков направился домой.

Дома Игорь, завалившись на диван, стал листать подарок профессора. Книга была хорошо оформлена, с большим количеством фотографий, рисунков и карт. Историю края Воронин излагал еще с древних времен, когда первые сведения о Кавказе появились у греков. Подробно профессор остановился и на царских временах. Чистяков не стал пока читать все подряд, а лишь знакомился с содержанием.

Вот пошли и годы Великой Отечественной войны. И тут Чистякову показалось, что в книге что-то не так. Он не сразу понял, а потом до него дошло, что одна из вклеек – складная карта участка Приэльбрусья – отличается качеством бумаги от остальных листов. Что это? Игорь посмотрел внимательно. Так и есть – карта была вклеена в книгу уже потом, когда она вышла из типографии. Что это профессор чудит, подумал спасатель, очень она тут нужна, эта карта?

Карта была странная. Явная ксерокопия какой-то старой карты, но на хорошей бумаге, которая не слишком отличается от качества листов самой книги. Оригинал когда-то был испещрен различными карандашными пометками, цифрами. Кажется, карта была военной, какого-нибудь нашего командира. Перевернув лист, Чистяков увидел на обратной стороне карты какую-то надпись, сделанную, похоже, рукой самого профессора. Игорь знал неразборчивый торопливый почерк старого ученого. Он собрался уже сложить карту и перевернуть очередную страничку книги, когда неожиданно заметил прокол в бумаге карты. Прокол был еле заметный и сделан, очевидно, обычной иголкой. Чистяков перевернул карту на лицевую сторону, потому что пометки на картах, судя по приключенческим романам, всегда означают места тайников. Прокол соответствовал точке на высоте около двух с половиной тысяч метров, чуть в стороне от перевала. Это место Чистяков знал. Когда-то там была тропа, по которой пастухи гоняли коз. Потом произошел обвал и перекрыл перевал. Совершенно случайно спасатель узнал в свое время, что место это было очень удобным для тренировочных восхождений лет двадцать или тридцать назад. Из-за камнепада, завалившего тропы, альпинисты перестали туда ходить.