— Бер очень скрытен и неразговорчив.

— Какой он из себя? Мать говорила — высокий, красивый…

Элеонора фыркнула:

— Вот уж не сказала бы. Длинный — это правда. Но дистрофичный, в очках… утиный нос… губы поджаты так… нет, так… Носит драный портфель… Одет в серую тройку и плащ-реглан до пят…

— Твоей наблюдательности можно позавидовать. Как же мне встретиться с ним?

— Он давно не появлялся, а у нас лежит на его имя несколько писем.

— Если он придет, не сможешь ли ты передать ему, что я буду ждать его с семнадцати до восемнадцати часов у Новой ратуши каждый день?

— Конечно, смогу.

— Не хотелось бы только, чтобы этот самый Лютц…

— Да, ну при чем тут Лютц!

Не сговариваясь, они зашли в кафе, которое облюбовали с недавних пор. Здесь было малолюдно, подавали хорошее вино и пирожные без карточек.

— Как зовут Бера, не помнишь?

— Алоис… Армин… Нет… Анатоль!

Через неделю Элеонора, покосившись на подружку, занятую подсчетами, шепнула Йошке:

— Я передала Беру твою просьбу.

— Он ничего не сказал?

— Нет. Только забыл шляпу. Пришлось окликнуть его.

— Встретимся в нашем кафе. Я приду после того, как увижу Бера.

17 часов — было как раз то время, когда после смены Бер мог без спешки доехать до ратуши. Йошка купил в газетном киоске «Дейче иллюстрирте», поискал пустую скамью в сквере перед Новой ратушей. Вдруг прямо к нему подошли двое в шляпах и плащах из черного кожаного заменителя.

— Ни с места! Полиция! — Один из них показал жетон на стальной цепочке.

Йошка похолодел. Неужели донес Бер? Но он же не знает его в лицо!.. Могли допросить Элеонору, и та, разумеется, нарисовала точный портрет Йошки.

— Документы! — рявкнул полицейский.

— Нельзя ли повежливей?

— Проверка, — снизил тон верзила, разглядев бело-красную ленточку Железного креста на бортике френча и другие награды.

Йошка подал солдатскую книжку со штампом остановки в Розенхейме. Полицейский молча полистал ее.

— Зачем приехали в Мюнхен?

— Здесь живет моя подружка.

— Успеха, фронтовичок.

— Спасибо, — не очень вежливо буркнул Йошка и опять уткнулся в газету.

Вскоре он увидел высокого худого человека в больших круглых очках. Оглядываясь, Бер искал его. Йошка поднялся, медленно подошел к Беру, кивнул на скамью.

— Сядем, я давно жду вас.

Бер хотел положить шляпу рядом, но не решился, оставил в руках.

— Я встречался с Мариной Васильевной. Она послала вам поклон и подарок. Его передам в другой раз.

— Как мама?

— Ничего, поправилась. Даже стала работать.

— Вот как! Неужели пошла в услужение к… — Бер замялся.

— Нет, к немцам она не пошла.

— А вы кто?

— Я по отцу чех. Для нас немцы то же самое, что и для вас.

— Простите, не понял.

— Тут и понимать нечего. Не мы, а они пришли к нам и заставили жить по своим порядкам.

Не спеша Йошка рассказал все, что знал о матери Березенко, о том, как жила она в Киеве, который в дни оккупации почти что вымер. Тут Йошка как бы невзначай упомянул о том, как Толя Березенко двенадцатилетним мальчиком тонул в Днепре на островах.

— Это могла знать только мать, — насторожился Бер.

— Она и рассказывала, поскольку мы — ее друзья.

— Кто «мы»?

— Да вы и сами догадываетесь.

— Что еще вы знаете обо мне?

— Чего не знают немцы, но известно лишь матери, — об этом вы хотите спросить?

— Ну, хотя бы…

— В институте вы ухаживали за Оксаной Полищук. Так она сейчас в Челябинске, работает на одном из военных заводов. Сказать, как она выглядит?…

— Н-не надо, — заикаясь, вымолвил Бер. — Чего вы хотите?

Сопоставив факты, Березенко решил, что Йошка не враг. Пора идти на откровенность.

— Чего хочу? — переспросил Йошка и прямо посмотрел в глаза Бера. — Хочу понять: по-прежнему ли вы наш человек?

— А если я сообщу о вас в гестапо?

— Значит, подпишете смертный приговор и себе. Ни мать, ни Родина вас не простят.

— В таком случае вы должны знать еще одного человека…