Ворвались люди Никодима.

— Тихо! — яростно крикнул Лысый. — Назад, паскуды! Вся головка нашего отряда продалась ГПУ! Час назад мы казнили попа, а сейчас — его сообщников! Если у вас мозги, а не каша, — не дурите!

Шли секунды, и было неясно, как поступят бандиты. Наконец, кто-то сказал:

— Начальство всегда продает — рано или поздно. Должность у них такая, братва… Я верю.

— Ладно, верим, — загалдели бандиты. — Решайте, чего делать будем.

— Молчать! — крикнул Коля. Инициатива бесповоротно перешла к нему. — Как я говорил? Собраться всем вместе и ударить! Посылайте делегатов к паханам! Времени нет! Если поп успел выдать — нам и так и так хана! Торопиться надо! Может, мы еще и погуляем напоследок.

Бандиты ответили дружным ревом.

…Вышли за черту бандитской стоянки. Маша прислонилась к шероховатому стволу березы, бессильно опустила руки.

— Маша… — сказал Коля. — Маша…

— Помолчим, Коля. — Она глубоко вздохнула. — Давай помолчим.

Из лагеря доносились пьяные выкрики, ударил выстрел.

— Скоро все кончится, Маша. Потерпи.

— Каждый раз, когда мы расстаемся, мне кажется, я вижу тебя в последний раз, — сказала она. — Нам нужно уходить отсюда. Немедленно.

Коля покачал головой:

— Я взял на себя слишком много. Уйти мне нельзя, это сорвет операцию. Теперь фактически я во главе этих сволочей — ты сама видела. Сделаем так: я напишу записку Басаргину и пошлю кого-нибудь из них на связь. Ты — проводишь. Не спорь — тебе оставаться здесь больше нельзя. У тебя могут сдать нервы. Не спорь, Маша. Ты свое дело сделала, и скажу тебе прямо: дай бог любому из нас так его сделать.

— О какой связи ты говоришь? — удивилась Маша. — Какая связь может быть у Басаргина с ними? — Она кивнула в сторону лагеря.

— Мы подготовили отряд, нечто вроде ЧОНа. Этот отряд — как бы мои сообщники. Бандиты. Посланный приведет его на встречу главарей, и мы одним ударом покончим со всеми.

— На этот раз ты действительно рискуешь, — сказала Маша. — Можно я останусь?

— Нет, — жестко ответил Коля. — Ты сделаешь, как я сказал. А что касается риска… Это моя профессия, ты знаешь…

К следующему вечеру, предупрежденные гонцами, главари «повстанческих групп», как их громко именовал Лысый, должны были собраться в избушке лесника. Вместе с Машей решили поехать и Скуластый с Лысым. Коля пытался их отговорить — понимал, что даже случайная встреча бандитов с Басаргиным или Коломийцем может свести на нет все усилия уголовного розыска, но не смог этого сделать и только успел предупредить Машу: в избе Тихона следует проявить особую осторожность, сделать все, чтобы Лысый и Скуластый не столкнулись с Коломийцем или Басаргиным.

Маша в сопровождении Лысого и Скуластого в Грель отправилась верхом и добралась только поздно вечером. Около избы Тихона Маша спрыгнула с коня и предложила бандитам подождать. Лысый и Скуластый переглянулись.

— Дело тонкое, важное, — усмехнулся Лысый. — Не женское, одним словом. Вы, Мария Ивановна, нас представьте, а уж дальше мы, с вашего позволения, сами.

— Не спорь, — Скуластый положил ей руку на плечо. — Будет, как он сказал. Идите. Я подержу лошадей.

В ту минуту, когда Маша и Лысый остановились у порога, Коломиец собрался уходить — с минуты на минуту должны были прибыть на помощь сотрудники из Пскова, их надо было встретить, ввести в курс дела, разместить.

В дверь постучали. Коломиец ушел за занавеску, кивнул Тихону:

— Открывай.

Коломиец был в напряжении, нервничал и поэтому допустил ошибку: он не учел, что керосиновая лампа, которая освещала избу, стоит именно за занавеской таким образом, что любая тень отбрасывается на эту занавеску, словно на экран.

Лысый вошел и сразу же увидел: на другой половине избы сидит еще один человек. Увидела это и Маша. Тихон тоже заметил тень Коломийца на занавеске, но было уже поздно, и, сдерживая внезапно подступившую дрожь, он сказал:

— С чем пожаловали?

— Мир дому сему, — улыбнулся Лысый. — Я из лесу, по известному вам делу, она подтвердит.

— Вот мандат, верьте ему. — Маша протянула записку Коли.

Тихон прочитал, кивнул:

— Верим. Говори, что к чему?

— Извините. — Лысый спокойно подошел к занавеске, раздвинул ее. Увидев Коломийца, узнал его сразу и все понял. В отличие от уполномоченного ГПУ, Лысый всю свою жизнь посвятил политическому сыску и пополнил «образование» в контрразведке. Лесная жизнь приучила его сдерживать любые эмоции, не обнаруживать своих истинных чувств в самых невероятных ситуациях. Поэтому, мельком и внешне равнодушно взглянув на Коломийца, Лысый сказал:

— Извините, если помешал. Темновато было. Так вот: я проведу ваших людей в лес. Вы готовы?

— Отряд на месте, можем ехать, — сказал Коломиец. Вначале он испугался, но, убедившись, что бандит на его присутствие не среагировал, — успокоился.

— Я пойду у коней подпруги подтяну, — Лысый направился к дверям.

Маша стояла в тени, в углу. Лысый не мог видеть выражения ее лица, зато Маша видела бандита очень хорошо. Лысый шел к двери, на его лице была такая неуемная, такая жгучая ненависть, что Маша едва не закричала. «Он догадался, — в ужасе думала она. — Он обо всем догадался».