— В чем твоя задача, браток? — рассуждал Трепанов. — Конечно, можно в ресторан пойти просто так — в кожанке и с кобурой — все равно всех нас знают наперечет. Но, во-вторых, это будет стеснять девушку. Ока, понимаешь, в крайнем случае к звону гусарских шпор приучена, а у тебя ботинки каши просят.

— Уже починил, — обиделся Афиноген.

— Неважно, я в принципе говорю. Поэтому придется тебе, браток, на время стать каким-нибудь балдой, представителем буржуазии… Так, чисто внешне… Иди и подумай, как это сделать.

Афиноген «думал» целый день. В обеденный перерыв Коля увидел, что он мусолит страницы «Поваренной книги» и очень удивился:

— Ты никак борщом хочешь Машу накормить? — насмешливо спросил он. Если сказать по-честному, он немного ревновал. Но с начальником не поспоришь.

— Есть план, — загадочно сказал Афиноген.

После обеда он исчез, а вечером появился у дверей Машиной квартиры, покрутил флажок звонка, назвал пароль. Маша открыла и тут же попыталась захлопнуть дверь: у порога стоял чужой, совершенно незнакомый человек!

— Да я это! — захохотал Афиноген, очень довольный произведенным эффектом. — Я только в буржуазное переоделся, а так это я, Афиноген!

— Однако же, — с сомнением сказала Маша. — Вы случайно в театре никогда не играли?

— Нет, — сказал Афиноген, надевая шапку на рукоять трости. — Но я чувствую в себе неисчислимые способности! А теперь слушайте меня внимательно: приходим, садимся, выпиваем, закусываем. Вы незаметно смотрите по сторонам. Если кого увидите — даете мне сигнал.

— Каким же это образом? — насмешливо спросила Маша.

— Незаметно и естественно, — объяснил Афиноген. — Лучше всего, если вы под столом наступите мне на ногу. Потому что если вы мне подмигнете — это могут заметить и неверно вас понять. Будто вы в меня влюбились.

— Ах, влюбилась… — Маша ядовито улыбнулась. — Я думаю, что нога у вас за этот вечер вспухнет.

— Это… почему? — насупился Афиноген.

— Потому что у меня много знакомых, — с откровенной насмешкой сказала Маша.

— По-моему, вы сейчас придуриваетесь, — обиделся Афиноген. — Все вы прекрасно понимаете, только у вас привычка нос выше головы задирать. Вы — пуп, а все вокруг — пупочки.

— Фу, мерзость какая, — сморщилась Маша. — Сразу видно, что воспитание вы получили в конюшне. Не смейте перебивать даму! Извольте слушать! Сядем за столик — ногти не грызите, локти на скатерть не ставьте, не чавкайте, не орите, не сморкайтесь под стол, не вытирайте нос скатертью и не размахивайте руками. Все поняли?

— Вот ведь странно, — сказал Афиноген. — Бывают же люди, которые всегда и всех обижают. Никак я этого не пойму. На морозе такие родятся или, наоборот, в печке? Все от вас плачут.

— Вы еще не плакали, — многообещающе произнесла Маша.

…До «России» добрались без приключений. В вестибюле Афиноген восхищенно осмотрел чучело медведя с подносом и потрогал его за нос.

— Инвентарь попрошу не лапать! — подскочил швейцар.

— Ладно… — буркнул Афиноген. — Тоже мне…

— Не тоже мне, — завелся швейцар. — А вчера один такой, вылитый вы, медведю хрустальный глаз выбил! А вот поди найди теперь второй такой глаз!

Медведь и вправду был одноглазый. Маша взяла Афиногена под руку и увела в зал.

— С прислугой пререкаются только хамы, — объяснила она Афиногену. — Кто вы внутри — этого я не знаю, но снаружи вы вполне порядочный человек. Так вот, извольте соответствовать!

— Слушаюсь, — поклонился Афиноген, изящно подвигая Маше стул.

Подлетел накрахмаленный официант:

— Столик не обслуживается.

— А какой обслуживается? — Афиноген надменно посмотрел на официанта.

— Не могу знать, — с затаенной насмешкой сказал официант.

— Ах, не можешь знать… — с неожиданно нагловатыми интонациями протянул Афиноген. — А если я тебя, мерзавца, в бараний рог сверну? Пшел, болван!

Мария удивленно раскрыла глаза — она никак не ожидала от Афиногена такой прыти.

— Прощенья просим, — забормотал официант. — Мы вас, того-с, не знаем, новенькие-с вы… Сей же секунд все будет в лучшем виде! Чего изволите?

— Значит так, — сказал Афиноген. — Претаньер, беф-бе-шамель, равиоли, попьеты, кавказское номер двадцать три… Не возражаешь ты, дорогая?

— Нет… дорогой, — запинаясь, произнесла Мария.

Официант сделался зеленым.

— Ваше высокоблагородие, — сказал он с тоской. — Революция была, вы верно изволили забыть? Нет этого ничего. В помине нет!