– И все-таки, Дашенька, история имеет массу вопиющих примеров... опасное благодушие ... острый момент...

До выборов еще несколько месяцев, а кое-кому уже не помешает принудительное лечение. Ужин под панические взгляды Одиносика был исключительно хорош. Особенно рулетики из языка в кисло-сладком соусе.

Прав был рыжий Андрес. Неладно что-то в Датском королевстве... (В оригинале, кстати, еще круче: «Гниль завелась...»)

Сегодня утром в штаб забежал менеджер Павлик и начал неумело, грязно, но с большим чувством материться. Он азартно ругал «пидорасов, которые заключили договора с типографией», топал ногами, клялся, что завтра же улетит из «ебаного» Северска и бросит на произвол судьбы «эту блядскую кампанию», в общем, активно сеял панику.

Все растерялись, ведь обычно Павлик бывает благодушным задумчивым слоненком, и, чтобы довести его до точки кипения, нужно очень-очень постараться. Мы с Васькой увели Павлушу к себе – отпаивать чаем и выуживать подробности. Он залпом выдул недельный запас Васькиного ликера, мигом опьянел и начал жаловаться на жизнь.

Задача Павлика – контролировать, чтобы каждую неделю каждый житель Северской области получал свою порцию кандидата Петрова – в виде газетных материалов, рекламных буклетов и листовок. Надо следить за рассылкой газет, держать в узде агитаторов, лично проверять почтовые ящики. Работа адская. А тут еще палки в колеса...

Павлик утверждал, что кампания по-настоящему идет только в самом Северске – в областных градах и весях о Петрове слыхом не слыхали. Листовки и прочая агитационная макулатура, которую так мучительно создавали я, Васька и Капышинский, в буквальном смысле не доходит до народа. Типографию выбрали почему-то на Урале, ехать туда надо кружными путями как минимум двое суток. В дороге половина тиража обязательно теряется, остальное прибывает такого качества, что приходится отсылать обратно, чтобы печатали заново. По словам Павлика, на днях Курочкин принял решение уничтожить весь забракованный тираж. К заданию подошли с душой: чуть ли не на площади Полонска, одного из областных городишек, развели костер из наших листовок, и ликование аборигенов продолжалось до утра.

– Доведут они меня... – захныкал Павлуша.

– А ты напиши докладную Гарику, – посоветовала Васька. – Скажи, что деньги идут зря, и он мигом разберется.

– Ты мне предлагаешь донести на Курочкина?! – ужаснулся Павлик. – И потом, Гарик в курсе, я не раз ему докладывал, что у нас в полях полный бедлам. «Подонки» Данилы Мерзлякова всю область уже закидали своими листовками про Белинского. А Гарик мне говорит: «Гаси эмоции, Павел», вот и весь разговор. А раньше за такие дела он бы меня своими руками расстрелял.

– Ну-ка поподробнее про листовки Белинского, – попросила я. – Врага надо знать в лицо, а мы уже неделю ждем, чтобы нам хотя бы одну принесли.

– Прости, Дарья, забыл. Но могу сказать, что на шедевр это не похоже. На белом фоне – российский триколор и Белинский в водолазочке. Ужасная пошлость, по-моему.

– Да хоть с бананами в ушах, зато этих листовок много.

– Не сыпь мне сахер на хер, – ответил Павлик. – Может, напиться?

Лично мне почему-то подумалось, что последние недели текли однообразно, душа явно требовала праздника, и небольшая вечеринка – довольно проникновенная идея. Васька, как всегда, полностью разделяла мои мысли:

– Нам всем не хватает общения, – сказала она, – непринужденного веселья... И Капышинского надо позвать, а то у него скоро яд начнет капать с клыков.

Мы пробежались по кабинетам, созывая народ. В компанию напросился даже негодяй и бездельник Пеночкин, которого пришлось помиловать, потому что другие северские журналисты умудрялись писать еще хуже. Митя где-то шлялся, но по телефону пообещал прилететь к нам «на крыльях любви». Красавицу Виолетту позвали для интерьера, она пищала и хлопала в ладоши. Николай с интересом разглядывал ее ноги.

В тот момент, когда Васька с Андресом спорили, в какой ресторан лучше отправиться, перед нами возник Гарик. У него был вид короля, раскрывшего придворный заговор.

– Дорогие друзья, – начал он, и постепенно его голос наливался металлом, – вы, я вижу, резвитесь, как будто уже выиграли все выборы. А между тем у меня для вас пренеприятнейшее известие.

– К нам едет ревизор? – машинально спросила я.

– Хуже, – ответил Гарик, – Курочкин и Перцель. Через полчаса они будут здесь и до конца рабочего дня намерены провести тщательную инспекцию. Поэтому ноги в руки – и по кабинетам. Работать! И передайте Мите, что он, как никогда, близок к увольнению. Виолетта, перестань наконец хлопать в ладоши!.. Пеночкин, ваше постоянное присутствие здесь необязательно. Павел, гаси эмоции.

Мы разбрелись, вздыхая на ходу. У всех было полно неотложных дел, но стоило сесть за компьютер, как выяснилось, что настроение в штабе совсем не рабочее. Павлик уселся в уголок к Андресу и начал вполголоса развивать теорию заговоров. Капышинский заявил, что последнюю листовку надо срочно переделать, но лично он не собирается тратить на это ни секунды своего драгоценного времени.

Я позвонила дизайнеру-верстальщику, которого Гарик наконец с грехом пополам нашел в Северске. По телефону он сказал мне, что его нет дома, долго смеялся своей шутке, а потом бросил трубку. На миг мне показалось, что я попала в сумасшедший дом, откуда нет выхода.