Стихотворения
вернуться

Зенкевич Михаил Александрович
Шрифт:

5 апреля 1942

Землю делите на части

Землю делите на части, Кровью из свежих ран, Въедчивой краской красьте Карты различных стран. Ненависть ложью взаимной В сердце народов раздув, Пойте свирепые гимны В пляске военной в бреду. Кровью пишите пакты, Казнью скрепляйте указ… Снимет бельмо катаракты Мысль с ослепленных глаз. Все сотрутся границы, Общий найдется язык. В друга враг превратится, В землю воткнется штык. Все раздоры забудет, Свергнет войны кумир, Вечно единым будет Наш человеческий мир! Не дипломатов интриги, Не самовластье вождей, Будет народами двигать Правда великих идей. И, никаким приказам Не подчиняясь впредь, Будет свободный разум Солнцем над всеми гореть!

10 июня 1942

РАССТАВАНИЕ

Стал прощаться, и в выцветших скорбных глазах, В напряжённости всех морщин Затаился у матери старческий страх, Что умрет она позже, чем сын. И губами прильнула жена, светла Необычным сиянием глаз, Словно тело и душу свою отдала В поцелуе в последний раз. Тяжело — обнимая, поддерживать мать, Обреченность ее пожалей. Тяжело пред разлукой жену целовать, Но ребенка всего тяжелей! Смотрит взглядом большим, ничего не поняв, Но тревожно прижался к груди И, ручонками цепко за шею обняв, Просит: «Папа, не уходи!» В этом детском призыве и в детской слезе Больше правды и доброты, Чем в рычании сотен речей и газет, Но его не послушаешь ты. И пойдешь, умирать по приказу готов, Распрощавшись с семьею своей, Как ушли миллионы таких же отцов И таких же мужей, сыновей. Если б цепкая петелька детских рук Удержала отцовский шаг,— Все фронты перестали б работать вдруг Мясорубками, нас не кроша. Прозвенело б заклятьем над пулей шальной: «Папа, папа, не уходи!» Разом пушки замолкли б, — все до одной, Больше б не было войн впереди!

16 июня 1942

ВОЛЖСКАЯ

Ну-ка дружным взмахом взрежем гладь раздольной ширины, Грянем эхом побережий, волжской волею пьяны: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…» Повелось уж так издавна: Волга — русская река, И от всех земель исправно помощь ей издалека Полноводно, полноправно шлет и Кама и Ока. Издавна так повелося — в море Каспий на привал Вниз от плеса и до плеса катится широкий вал Мимо хмурого утеса, где грозой Степан вставал. И на Волге и на Каме столбовой поставлен знак. Разгулявшись беляками, белогривых волн косяк Омывает белый камень, где причаливал Ермак. Воля волжская манила наш народ во все века, Налегала на кормило в бурю крепкая рука. Сколько вольных душ вскормила ты, великая река! И недаром на причале в те горячие деньки К волжским пристаням сзывали пароходные гудки, Чтоб Царицын выручали краснозвездные полки. Береги наш край советский, волю вольную крепи! От Котельникова, Клетской лезут танки по степи. Всех их силой молодецкой в Волге-матушки топи! Волны плещутся тугие, словно шепчет старина: «Были были не такие, были хуже времена. Разве может быть Россия кем-нибудь покорена!»

1942

551-МУ АРТПОЛКУ

Товарищи артиллеристы, Что прочитать я вам могу? Орудий ваших гул басистый — Гроза смертельная врагу. Кто здесь в землянке заночует, Тот теплоту родной земли Всем костяком своим почует, Как вы почувствовать могли. Под взрывы мин у вас веселье, И шутки острые, и смех, Как будто справить новоселье В лесок стрельба созвала всех. Танк ни один здесь не проскочит, И если ас невдалеке Пикировать на вас захочет, Он рухнет в смертное пике. Здесь, у передовых позиций Среди защитников таких, В бой штыковой с врагом сразиться Неудержимо рвется стих. Пускай мой стих, как тост заздравный, Снарядом врезавшись в зенит, Поздравив вас с победой славной, Раскатом грозным зазвенит! Мы все сражаемся в надежде, Что будет наша жизнь светла И так же радостна, как прежде, И даже лучше, чем была. Ведь час свиданья неминуем, Когда любимая одна Нам губы свяжет поцелуем — Невеста, мать или жена. И снова детские ручонки Нам шею нежно обовьют, И скажет «папа» голос звонкий, И дома встретит нас уют. Так будет! Но гангреной лапа Фашистской свастики черна, И нам в боях идти на Запад, И к подвигам зовет война. Заданье выполним любое. Крошись, фашистская броня! Команда: «Все расчеты к бою! Огонь!» И не жалеть огня.

1942

ФРОНТОВАЯ КУКУШКА

Вповалку на полу уснули Под орудийный гневный гром. Проснулись рано в том же гуле Раскатно-взрывчатом, тугом. Я из землянки утром вышел Навстречу серому деньку И в грозном грохоте услышал Певучее «ку-ку, ку-ку…» Еще чернели ветви голо, Не высох половодья ил, И фронт гремел, а дальний голос Настойчиво свое твердил. Огонь орудий, все сметая, Не причиняет ей вреда. Поет кукушка фронтовая, Считая долгие года. На майском утреннем рассвете На гулком боевом току Бойцам желает многолетья Лесное звонкое «ку-ку».

1942

СТАКАН ШРАПНЕЛИ

И теперь, как тогда в июле, Грозовые тучи не мне ль Отливают из града пули, И облачком рвется шрапнель? И земля, от крови сырая, Изрешеченная, не мне ль От взорвавшейся бомбы в Сараеве Пуховую стелет постель? И голову надо, как кубок Заздравный, высоко держать, Чтоб пить для прицельных трубок Со смертью на брудершафт. И сердце замрет и екнет, Горячим ключом истекай: О череп, взвизгнувши, чокнется С неба шрапнельный стакан. И золотом молния мимо Сознанья: ведь я погиб… И радио… мама… мама… Уже не звучащих губ… И теперь, как тогда, в то лето, Между тучами не потому ль Из дождей пулеметную ленту Просовывает июль?

1924

НОКАУТ

В бессоннице ночи, о, как мучительно Пульсируют в изломанном безволием теле — Боксирующих рифм чугунные мячи, Черные в подушках перчаток гантели. За раундом раунд. Но нет, я не сдамся. На проценты побед живя, как рантье, И поэт падет, как под ударами Демпси И Баттлинг Сики пал Карпантье… Слышать — как сорокатысячная толпа рукоплещет И гикает, и чувствовать, как изо рта И из носа кипятком малиновым хлещет Лопнувшая шина сердца — аорта. И бессильно сжимая сведенные пальцы, В тумане обморока видеть над собой Наклоненное бронзовое лицо сенегальца, Упоенного победой, торжеством и борьбой. Готовый к удару, он ждет. Но не встанет Сраженный, и матча последний момент Уже желатином эфирным стынет В вечности кинематографических лент. Боксер, иль поэт, о, не все ли равно Как пораженным на месте лобном лечь. Нокаут и от молний в глазах черно, Беспамятство, и воли и поэзии паралич!

ПЕРЕВОДЫ

АНДРЕ ШЕНЬЕ

(1762–1794)

ЯМБЫ

Когда мычащего барана за ограду

Когда мычащего барана за ограду Веревкой тянут на убой, На бойню среди дня, то разве кто из стада Смущается его судьбой? Весною на лугу он детям был забавой, И девушки, резвясь порой, Вплетали с кос своих ему на лоб кудрявый Цветок иль бантик кружевной. Не думая о нем, едят его жаркое, Так в этой бездне погребен, Я участи своей жду в мертвенном покое, Уже вкусив забвенья сон. Самодержавному есть хочется народу. Набиты под тюремный свод, Ждут тысячи голов скота ему в угоду, Как я, взойти на эшафот. Чем помогли друзья? Не раз они украдкой Бросали деньги плачам, И писем их слова я впитывал, как сладкий И освежительный бальзам. Но бесполезно все. Им жребий мой неведом. Живите же. Вам жизнь дана Не торопясь идти за мной в могилу следом; И я в другие времена Несчастных обходил, отворотив, быть может, От них рассеянно свой взор. Живите же, друзья, и пусть вас не тревожит Мой ранний смертный приговор.