Стихотворения
вернуться

Зенкевич Михаил Александрович
Шрифт:

1918

В качалке пред огнем сейчас сидела

В качалке пред огнем сейчас сидела Блистая дерзостнее и смуглей, И вместе с солнцем дней истлевших рдела Средь золота березовых углей. И нет ее. И печь не огневеет. Передрассветная томится тьма. Томлюсь и я. И слышу, близко веет Ее волос и шеи аромат. И червь предчувствия мой череп гложет: Пускай любовь бушует до седин, Но на последнем позлащенном ложе Ты будешь тлеть без женщины один.

1917

Ты для меня давно мертва

Ты для меня давно мертва И перетлела в призрак рая, Так почему ж свои права Отстаиваешь ты, карая? Когда среди немилых ласк Я в забытьи, греша с другими, Зубов зажатых скрывши лязг, Шепчу твое родное имя, Исчезнет вдруг истома сна — И обаянье отлетело, И близость страстная страшна, Как будто рядом мертвой тело. И мне мерещится, что в тишь Ночную хлынет златом пламя И, ты мне душу искогтишь, Оледенив ее крылами.

1917

Земля лучилась, отражая

Земля лучилась, отражая Поблекшим жнивом блеск луны. Вы были лунная, чужая И над собою не вольны. И все дневное дивным стало, И призрачною мнилась даль И что под дымной мглой блистало — Полынная ли степь, вода ль. И, стройной тенью вырастая, Вся в млечной голубой пыли, Такая нежная, простая, Вы рядом близко-близко шли. Движением ресниц одних Понять давая — здесь не место Страстям и буйству, я невеста, И ждет меня уже жених. Я слушал будто бы спокойный, А там в душе беззвучно гас День радостный золотознойный Под блеском ваших лунных глаз. С тех пор тоскую каждый день я И выжечь солнцем не могу Серебряного наважденья Луны, сияющей в мозгу.

1918

Твой сон передрассветный сладок

Твой сон передрассветный сладок, И дразнит дерзкого меня Намеками прозрачных складок Чуть дышащая простыня. Но, недотрога, ты свернулась Под стать мимозе иль ежу. На цыпочках, чтоб не проснулась, Уйду, тебя не разбужу. Какая гладь и ширь какая! И с якоря вниз головой Сейчас слечу я, рассекая Хрусталь дремотный, огневой! И вспомнив нежную истому, Еще зовущую ко сну, Навстречу солнцу золотому С саженок брызгами блесну.

1918

III. ДАРЫ КАЛЕНДАРЯ

ПО КАВКАЗУ

I

Котомкою стянуты плечи, Но сердцу и груди легко. И солон сыр горный, овечий, И сладостно коз молоко. Вон девочка… С нежной истомой Пугливо глядит, как коза. Попорчены красной трахомой Ее грозовые глаза. Как низко, и грязно, и нище, И кажется бедных бедней Оборванных горцев жилище Из сложенных в груду камней. Что нужды? Им много не надо: В лощине у гневной реки Накормится буйволов стадо, Накопит баран курдюки. И скалы отвесны и хмуры, Где пенят потоки снега, Где в пропасть бросаются туры На каменный лоб и рога. И утром, и вечером звонки Под бьющей струей кувшины, И горлышек узких воронки Блестят из-за гибкой спины. И радостна Пасха близ неба, Где снежные тучи рассек Над церковью Цминде-Самеба Вершиною льдистой Казбек.

1912

II

Пусть позади на лаве горней Сияют вечный лед и снег, — Здесь юрких ящериц проворней Между камней бесшумный бег. Арагва светлая для слуха Нежней, чем Терек… У ручья Бьет палкой нищая старуха По куче красного тряпья. И восемь пар волов, впряженных В один идущий туго плуг, Под крик людей изнеможденных И резкий чиркающий стук Готовят ниву… Все крупнее У буйволов их грузный круп. У женщин тоньше и нежнее Дуга бровей, усмешка губ. И все пышней, все золотистей Зеленый и отлогий скат, Где скоро усики и кисти Покажет буйный виноград. Здесь, посреди непостоянства И смены царств, в прибое орд, Очаг начальный христианства Остался незлоблив, но тверд. И пред народною иконой, Где взрезал огненную пасть Георгий жирному дракону, — Смиренно хочется упасть.

1912

ПОД РЕСНИЦЕЙ

Вздохнет от пышной тяжести весь дом, Опять простой и милой станет зала, Где в самый зной покойница лежала Эфиром заморожена и льдом. И острый лик с пятнистостью лиловой Поплыл на полотенцах в блеске риз. На скатерти разложена в столовой Приданое — серебряный сервиз. И нянька с плачем у окна гостиной Торопится ребенка приподнять, И под ресницей золотистой длинной В лазурь глазенок канет в белом мать.

1913

Золотые реснички сквозят в бирюзу

Золотые реснички сквозят в бирюзу, Девочке в капоре алом нянька, Слышу я, шамкает: «Леночка, глянь-ка, Вон покойничка хоронить везут». И Леночка смотрит, забывши лопаткой Зеленой расшвыривать мокрый песок. А в ветре апрельском брагою сладкой В березах крепчает весенний сок; Покачнув балдахином, помост катафалка Споткнулся колесами о выбоины мостовой. Наверно, бедному жестко и валко На подушке из стружек подпрыгивать головой. И в пальмовых листьях незабудки из жести Трясутся, и прядает султанами четверня… Леночка, Леночка, с покойничком вместе Проводи же глазенками и уходящего меня.