– Ты первый раз в Москве? – Фомину был симпатичен этот ладный пацан без роду-племени (баба Вера не в счет, она ж не мужик, не защитник для парня).

– Проездом бывал, – прохрипел Салим, откашлялся, сглотнул и повторил отчетливей и громче: – проездом бывал два раза. Даже три, только третий не помню, мал был. Как Стас сейчас.

– И на Красной не был, так-быть?

– На Красной площади? Не.

– Не дело, – покачал головой Фомин. – На Красной площади каждый должен побывать. И у огня. Это ж святое.

Салим промолчал.

– У меня на войне дед без вести пропал, – добавил дядя Веля спустя минуту. – Хороший был дед.

Салим думал о своем, о грустном, но понимал, что надо из вежливости поддержать разговор.

– Вы его помните?

– Деда? Ты что! Я ж говорю: он в войну без вести пропал, в 44-м или в 43-м. А я родился двадцать лет спустя, и то больше.

– Как же он вас тогда родил?

Фомин аж крякнул с досады. И подумал, что, видать, оба внука у бабы Веры совсем глупые.

– Ой! – смутился Салим. – Это же дед, а не отец. Чего это я… Это я так… Это я о Стасе задумался, ну и сморозил…

– Да лана, не парься, с кем не бывает, – успокоил его Фомин. – Ас братом у тебя беда. Он и у меня из головы не идет, честно. Чудной он у вас.

– Он раньше ничего был, почти как все. Он после мамы стал чудной. И больной. И на голову, и вообще. А что с ним делать – кто знает. Бабушку он вообще не слушается. Не боится и не слушается.

– Был бы отец – его б слушался, и оно бы проще было, – согласился Фомин. – А так, считай, ты ему заместо отца.

– Это точно, – важно кивнул Салим.

Они дошли до метро, до «Рижской». Перед входом в метро Фомин опять позвонил по своим командировочным делам. Выяснилось, что дела его откладываются. Настроение у дяди Вели после разговора, которого Салим не слышал (Фомин отошел шагов на десять), резко упало. Салим понимал, что накладка с работой или не с работой произошла по вине его брата и вообще из-за них всех. Он сказал:

– Дядь Вель, вы за меня не переживайте, я до автобуса и сам доберусь. Чего тут. Не маленький. Если что – у людей спрошу. Так что если вам куда надо…

– А поехали со мной на Красную площадь! – вдруг залихватски хлопнул себя по бедру Фомин. – И к огню. К Вечному Огню неизвестному солдату. А вдруг тот неизвестный – это мой дед и есть? Ну вот, я словно к родному деду еду. А ты – за компанию. Потом в школе скажешь, что, мол, был, видел, поклонился.

Кланяться Салим как-то не привык, но сейчас – хоть к огню, хоть куда, лишь бы не в автобус и не в Елец. А солдат, особенно павший – это святое, все-таки войну ту прадеды выиграли, что ни говори. Вечная им память, однозначно. Они поехали на Красную.

Фомин, впервые примеривший на себя роль гида и покровителя в одном лице, воспрянул духом или чем там еще, и его понесло. Краткая история «Земли Русской и Московской» в переложении дяди Вели Фомина свела бы могилу любого историка в считанные минуты. Но историков рядом не наблюдалось, а Салим слушал не перебивая и вроде бы с интересом. И Фомина несло и несло.

– Это собор Василия Блаженного, построенный в одна тысяча девятом году, то есть еще до Петра Первого, – рассказывал Фомин. – Сначала он был не раскрашенный, а белокаменный, его на первый День города раскрасили, каждому художнику дали по куполу, чтоб никому не обидно. Ну, вот они кто во что горазд. Но постарались. Потому всю их работу ради красоты и прикола и оставили. И потом – это ж исторический памятник, один из наших символов, как Микимаус в Америке. Но вот какие именно художники красили, я тебе точно не скажу – не помню, а врать не хочется. Айвазовский – сто процентов, остальных не вспомню. А до того он белый был, Василий. Потому как вся Москва тогда была белокаменная. Деревянные дома строить не разрешали – и все тут!

– Почему не разрешали? – вертел головой Салим, больше внимания обращая на обычных людей, а не на какого-то древнего блаженного.

– Ну дык деревянный дом – он же суть изба! А изба – что? А изба горит. А как одна изба загорится, так за ней вторая, десятая – и пошел весь город на палево! Вон тогда и издал царь Иван Третий указ: не бывать в Москве деревянному зодчеству. А писал тот указ князь Минин и помощник его Пожаре…

– Что ж Иван сам не написал?

– Ну и вопросик, чему вас в школе только учат! Иван, царь, безграмотен был. Все цари были грамоте не обучены. Зачем барское дитё напрягать, когда за него всю жизнь другие будут работать, а ты знай ешь-пей! Слыхал такое выражение: «спустя рукава»?

Салим слыхал.

– Ну вот, – удовлетворенно продолжал Фомин. – Это с царей и пошло. Ходили они спустя рукава, потому как ничего ни разу не работали, не писали, не читали, а только развлекались. И все бояре так же, и князья, и даже помещики.

– А князь Минин?

– Что князь Минин?

– Он тоже небось спустя рукава неграмотный был? Кто ж тогда указ писал?

– О! – обрадовался Фомин. – Вот это вопрос умный. Кто писал указ. А я тебе объясню. Тот, кто писал указ, вон вместе с Мининым на памятнике стоит. Толковый мужик, псевдоним у него был – Пожарский, от слова пожар. Москву от пожара спас? Вот и Пожарский значит. Очень умный был мужик. Вот бы такого сейчас в правительство – живо б порядок навел. А то, понимаешь, такого они там творят, что…