Салим стоял с открытым ртом. Вот это познания! И еще она говорит, что мало читает.

Ева посмотрела на своего гостя и осталась весьма довольна произведенным эффектом.

– Это только часть коллекции. Остальное – у Макса дома. Наверное. Правда, супер?

– Супер. Слушай, а… а почему они все про Алису писали?

– Кто – «все»? – не поняла Ева.

– Ну эти… Калиновский, Митрофанушкин…

Ева схватилась за живот и стала ржать. Салим понял, что сморозил глупость, напряг извилины и попытался исправить положение:

– Нет, ну просто я к тому, что придумал ведь Алису Булычев. Кир Булычев. А эти как примазались? Допридумывали про Алису, попавшую в прошлое?

На «Булычева» Ева среагировала еще более неадекватно: она упала на пол от смеха. С ней началась истерика. Но Салим точно знал, что Алису придумал Кир Булычев! Дело в том, что «Гостья из будущего» был любимый фильм мамы, с детства, и они даже смотрели его однажды вместе, все серии, и мама говорила, что у Булычева есть еще повести про Алису, и собиралась даже их купить. И еще рассказывала о пионерах, о тех годах и всякое такое… Вспомнив о маме, Салим разозлился.

– Извини, – сказала Ева, приходя в себя и становясь очень серьезной. – Это совсем другая Алиса. Эту Алису придумал Льюис Кэрролл, за сто лет до Булычева. А все, кого я называла, Алису рисовали. Мой папа решил как-то раз собрать всех иллюстраторов Алисы. Ну, то есть все книги. Но пока не собрал.

– Понятно, – сказал Салим, остывая.

Он взял наугад одну из книг из ящика.

– Это Сальвадор Дали, – прокомментировала Ева и полезла за следующим ящиком, в котором могли находиться крокодиловые сапоги. – Ну уж о Дали ты наверняка должен был слышать!

Салим полистал Дали и пожал плечами: Стас и то бы лучше нарисовал! Он извинился перед Евой и пошел посмотреть на брата, как он там.

Вернувшись, Салим застал Евгению в самом отвратительном расположении духа. Девушка стояла среди развороченных коробок злая как черт.

– Черт! Кажется, сапоги не в этой квартире. Макс их забрал, точняк. Ну вот! Так я и знала! Все зря! Ничего не получится!

Ева плюхнулась в кресло, демонстративно скрестила на груди руки и поджала губы. Она не понимала, что с ней происходит. О первоначальном плане (отобрать у Салима мобилку и устроить для бабушки шоу «Любимую внучку украли, так что люби меня такой, какая я есть, и Библии тут ни при чем») Ева уже не вспоминала. О том, как они лихо выкрали Стаса, не переживала нисколько: она была уверена, что ничего особо противозаконного не делала, наоборот, проявила себя с лучшей стороны (почти как Лилу из «Пятого элемента») и помогла малышу. Восторги и гордость по этому поводу уже осели. Вроде бы в данный момент она размышляла только о том, во что еще вырядить Салима и как сфоткать подостовернее. Чтобы было похоже: а – на Аргентину, б – на аргентинца, ив – на влюбленного в нее аргентинца. Еве казалось, что она расстроена отсутствием крокодиловых сапог. Но на самом деле это было не так. Она была расстроена чем-то другим. А чем? Этот секрет ее подсознание сознанию не выдавало. И потому Ева не понимала, что именно с ней происходит.

– Да ладно, пусть кроссовки будут вместо сапог.

– Без сапог будет ненатурально! Как ты не понимаешь?!

– Почему ненатурально? Думаешь, в Аргентине все поголовно в крокодилах ходят?

– Да!

– Ага. А у нас – в лаптях и валенках.

– Да!

– А по Красной площади медведи гуляют!

– Да!

Ева окончательно надулась и отвернулась.

Салим не понимал, что с ним происходит. Он привычно хотел заржать и сморозить что-нибудь на тему «все бабы – дуры», – как обычно, когда девчонки-одноклассницы или с их улицы, в Осечках, начинали выпендриваться, но… Эй, плачет она, что ли? Ничего себе!

Ева не плакала. Слезу смахнула – и все. Соринка в глаз попала! Дурак он, а никакой не аргентинец!

Плачет… Как маленькая. Коленки к себе подтянула, и плачет. Одна нога в тапочке – тапочки почти как у Стасика, только с пчелками – прямо на кресле в тапочке. А вторая – босая, тоненькая, пальцы длинные, на ногтях лак нежно-розовый. Левая пчелка, оставшаяся на полу, смотрит на Салима жалобно, словно тоже сейчас заплачет. Ева шмукнула и вытерла глаз. И Саньке неожиданно захотел подойти к этой беззащитной капризухе и… и погладить ее по голове. Или по колену. Или не погладить, а сказать что-то такое… Ага… Как-то так… «Может, это любовь?» – опять нечаянно вслух подумал Салим.

– Что ты сказал?!

Салима бросила в пот от ужаса: неужели она услышала про любовь? Какой же он дурак!

– Что? А… я это… я сказал, может это любовь к крокодилам заставляет тебя лить крокодиловы слезы?

– Ничего я не лью слезы! А ты – дурак! – взбеленилась Ева. – Давай, переодевай джинсы и сорочку, нет сапог – в кроссовках снимешься. Что мне тут с тобой, полночи возиться?

– А я тебя и не прошу со мной возиться! Больно нужно. Аргентинец – это была твоя идея.

– Нуда! Как твоего брата из больницы вызволять – я тебе нужна. Как работать навигатором, чтоб ты до автобуса мог добраться – я тебе нужна. А как мне помочь, всего-то постоять перед фотиком в шляпе – так больно тебе оно нужно, да?

Евгения, когда злилась, становилась особенно красивой. Прям как эта… как Анжелина Джоли, – подумал Салим. – Или Джулия Робертс. Когда они были молодыми. На этот раз он подумал не вслух, а обычным способом – про себя, поэтому обошлось без переспросов.

– Ладно, не кипятись. Давай твою аргентинскую сорочку…

Салим стянул пуловер и взял сорочку – настоящую клетчатую ковбойскую рубаху. Она оказалась застегнутой на все пуговицы. Салим стал их расстегивать.

– А джинсы я менять не буду, мои тоже сойдут!