Я даже не пытался вычислить, кто из семидесяти пассажиров, поднявшихся на борт самолета, пасетменя. Это может быть кто угодно; по меньшей мере половина пассажиров выглядят как европейцы, есть среди них и молодые люди, и мужчины постарше. Не исключаю и того, что онивообще не сочли нужным сажать на этот бангкокский рейс своего человека, исходя из простого резонного соображения – «да куда он денется».

Но в одном я не сомневался: с той минуты, как меня высадили близ отеля в Натхоне, я нахожусь под их неусыпным и неустанным контролем.

Мой рассеянный взгляд устремлен в иллюминатор; водная гладь Сиамского залива меняет свой цвет по мере набора высоты с изумрудного на ультрамариновый.

Я пытаюсь думать о чем угодно, только не о том, чтопроизошло в эти последние тридцать с небольшим часов. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, какими могут быть последствия. Но мне не удается отвлечь себя от тяжелых мыслей, у меня не получается обмануть самого себя.

Под крыльями набравшего высоту самолета проплывают в прогалах облаков фрагменты земной поверхности; ну а у меня в голове разматывается событийная лента, частично склеенная, смонтированная мною же самим из фрагментов лишь недавно пережитого.

Разговор наш продолжился там же, близ расположенных на берегу дикой бухты бунгало. Но уже тет-а-тет, без верзилы, на руке у которого я заметил часы Seiko – тот, предварительно прищелкнув меня наручниками к флагштоку посреди площадки, на какое-то время отошел в сторонку.

Я, признаться, полагал, что наличие трех трупов, каждый из которых и все вместе взятые можно легко повесить на меня, являются достаточной гарантией – для них – того, что я уже не соскочу с крючка, что из меня теперь можно вить веревки.

Но я ошибся.

Янусу, похоже, недостаточно было одного лишь моего слова, одного моего обещания выполнить некую работу, о сроках, природе и характере которой я и сейчас могу только догадываться. Ему было недостаточно – почему-то – и того, что мне теперь, по сути, некуда деваться; ведь если я где-то накосячу, если я взбрыкну, то немедленно всплывет эта история, всплывут трупы, всплывет моя личность в связи с этим кровавым кошмаром… И тогда меня реально ждет кромешный ад, о котором говорил Диспетчер, – в этом я и сам нисколько не сомневался.

То есть вполне достаточно уже того, что было сделано. Даже с избытком.

Но Янус продолжал меня прессовать.

– Если я вас правильно понял, вы дорожите этой женщиной? – выслушав меня, сказал Диспетчер. – Признаться, удивлен…

– Чем именно вы удивлены? Тем, что я не хочу, чтобы из-за меня под раздачу попал другой человек?

– А разве вас раньше волновали такие вещи, как жизни других людей? От кого я это слышу?

Я пожал плечами, поскольку на такого рода вопросы предпочитаю не отвечать.

– Из того, что я о вас знал до настоящего момента, – продолжил своим хрипловатым голосом Янус, – ничто не указывало на ту метаморфозу, которая с вами случилась. Я ведь считал вас одиночкой-нелюдимом, осторожным… даже сверхосторожным человеком и закоренелым циником. В сущности, именно за эти качества, если оставить в стороне ваши профессиональные навыки, мы вас и ценили. А тут… такой неожиданный разворот.

Помолчав немного, Янус спросил:

– С какой стати вы решили изменить своим правилам? Вы ведь прежде действовали так точно и выверенно, что не оставляли даже нам, при наших возможностях, шанса узнать о вас что-либо сверх того, что вы сами сочли нужным сообщить.

– Не ваше дело, – сказал я севшим голосом.

– Ошибаетесь, – тут же отреагировал Янус. – Я должен понять, годитесь ли вы по-прежнему для нашей работы. Вы перестали выходить со мной на связь…

– Вы об этом уже говорили.

– На что вы ответили мне, что решили «уйти из бизнеса»?.. Причем мне об этом вы сообщили только тогда, когда мы вас застукали в этом идиллическом местечке в компании с этой молодой женщиной. А она, кстати, ничего… симпатичная. Где вы с ней познакомились?

– Давайте лучше поговорим о деле. Я поставил условие…

– Удивляюсь вашей наглости. И с трудом подавляю в себе желание отдать приказ на вашу ликвидацию.

– Вы бы не отправились лично в такую даль, если бы я вам не был нужен. – Во рту и в горле у меня настолько все пересохло, что я уже не говорил, а шамкал, как беззубый немощный старик. – И не устраивали бы здесь этого кровавого шоу. Просто послали бы спеца… типа меня. И тот аккуратно решил бы возникшую проблему. Или просто оставили бы Странника в покое, а нашли бы другого человека или других людей. В конце концов, на одном мне свет клином не сошелся.