– Ну? – поторопил меня человек, о котором я до сих пор не знаю практически ничего. – Чего замолчал?!

– Здесь полно народу, – сказал я (что соответствует истине). – Ждал, пока мимо пройдут…

– В таких местах всегда полно народу. Я задал вопрос!

– Ответ – да.

– Назовите улицу, где находится жилье.

– Новодарницкая.

– Хм… Тогда поступим так. Сейчас вы возьмете такси…

– Первое попавшееся? – уточнил я.

– Да, именно так – первое попавшееся. Отправитесь прямиком на этот адрес! Понятно?

– Понял… Янус, я хотел бы поговорить… сами знаете с кем.

– Не пытайтесь диктовать мне условия, – жестко отреагировал Диспетчер. – Делайте, что вам сказано!.. Отбой.

Не знаю, как кому, но мне Киев по душе.

Меня не напрягают ни жовто-блакитные цвета нэзалежности, ни карнавальное свидомитство, ни померанчевые, не сумевшие воспользоваться толком плодами оранжевой революции, – я умею отделять политику от повседневной жизни.

Живут здесь люди во многом так, как и в России; сделаны мы все из одного теста. Ну разве что они здесь чуточку хитрее, себе на уме… И, что не часто встретишь в той же Москве, любят поговорить, почесать языки, пусть даже и в компании с незнакомцами.

Пока мы ехали из Борисполя в Дарницу, таксист, дядька довольно немолодой, если не сказать пенсионного возраста, заговорил меня до полусмерти. Он успел рассказать про повышение цен на коммуналку, про то, какие сволочи, какие жулики работают в киевской мэрии, что существует заговор против киевских таксистов, работающих легально, что везде мафия, что «Юлю напрасно посадили, это неумно», что депутаты Рады сплошь идиоты, что в Газпроме «неправы», что Украине не надо покупать вообще газ, потому что «есть свой», что он знает точно, что в Таращанском лесу нашли не тело Гонгадзе, и что голова, которую нашли впоследствии, тоже от другого, что его внучка пойдет в первый класс, а он сам больше тридцати лет крутит баранку. Поскольку все познается в сравнении, я про себя с теплотой вспомнил тайского таксиста, немногословного, с его застывшей на губах странной улыбкой изумрудного Будды.

Я сидел на переднем сиденье, в кресле пассажира. Таксист хотя и был болтлив, но гнал по бориспольской трассе с приличной скоростью. За все время, а поездка заняла чуть больше сорока минут, я сам произнес две или три фразы. Одну в ответ на вопрос: «Откуда, интересуюсь, прилетели?» – «Из теплых краев, – сказал я. – С отдыха возвращаюсь…» И еще я посетовал, но вполголоса, что мой сотовый скис, что почему-то не отправляется эсэмеска…

Когда таксомотор припарковался у кирпичной пятиэтажки, у меня в ушах жужжало и звенело примерно так же, как в ту ночь, когда мне вштырили какой-то наркотик. Может, сказывалась усталость на фоне того давления, которое я испытываю в последнее время, не знаю. Я вытащил бумажник; расплатился так щедро, с купеческим размахом, что этот разговорчивый дядька на какое-то время потерял дар речи.

Я чуть задержался у двери подъезда. Нагнулся – типа шнурок развязался. Прием нехитрый, но в моем арсенале и в моем нынешнем состоянии как-то ничего умнее в голову не пришло…

Пока я развязывал и перевязывал заново узел шнурка, таксист успел выехать, сдав кормой, из двора. Я облегченно перевел дух. Хотя у меня не было особых поводов радоваться, настроение вдруг – улучшилось.

Я даже ощутил некий прилив сил. Мне показалось, или же я сам себя уговорил, что все не так уж плохо. Что мое положение не безнадежно; что как бы плотно меня сейчас ни держали, все же поместить в вакуум, в такую среду, где я ни с кем и ни при каких условиях не смогу контачить, у них – не получится.

Уже спустя минуту я понял, что недооценивать эту публику не следует.

Я вставил ключ в верхний замок, провернул. Открыл дверь своей «однушки», расположенной на третьем этаже… и замер на пороге.

В лицо мне недобро смотрел черный зрак пистолета.

Крупный, габаритный мужик в шлем-маске, державший в правой руке ствол с навернутым глушителем, левой поднес палец к губам. Далее жестом все той же левой руки он пригласил меня войти. По лестнице сверху кто-то спускается – я слышу шаги… легкие скользящие шаги. Значит, путь к отступлению тоже закрыт.

Тот, что спустился по лестнице, негромко скомандовал:

– Проходи внутрь!..

Поскольку на меня напал столбняк, он сопроводил свое указание толчком в спину. Затем зашел сам и закрыл за собой дверь.

Внутри киевской «однушки», приобретенной мною в качестве запасной «лежки», а также как бы с целью вложения свободных средств, кроме меня сейчас находятся еще трое. На них «маски», у двоих светлые, у одного черная. В Киеве, несмотря на то что апрель уже перевалил за половину, не жарко; настоящая весна еще не пришла. На этих субъектах кожаные куртки, разница только в крое и цвете. Из-под расстегнутой куртки того, кто стоит передо мной, выглядывает наплечная кобура; он, в отличие от двоих своих товарищей, ствол пока не обнажал.