Я был спокоен, если только можно говорить о спокойствии в подобной этой ситуации.

– Не знаю… – сказала Копылова. – Может, я и ошибаюсь, но…

Увидев человека, торопливо вышедшего из тринадцатого подъезда, я насторожился. Это был невысокий сухощавый парень лет двадцати пяти; он держал руку под полой куртки. На голове у него такая же вязаная шапочка, как и у меня. Краем глаза – периферийным зрением – я засек какое-то движение: справа и чуть дальше, ближе даже к соседнему двенадцатому подъезду.

Хлопнула дверь какого-то авто. Ага… там, где стояли в ряд припаркованные машины, показался человеческий силуэт.

– Может, я и ошибаюсь, – повторила Лариса. – Но я предположу, что…

Я сильно толкнул ее в сторону, а сам рванул из кобуры за рукоять «чезет»! В правой руке у того, кто выскочил из подъезда с несчастливым номером, теперь уже виден ствол, удлиненный глушителем!.. Это что еще за хрень?!

Т-тахх! Т-тахх!! – прозвучавшие в ночи хлопки показались мне тише, приглушенней, чем звон падающих на плитку гильз!.. – Т-таххх!

Мне крепко засадило в левый бок – как будто битой врезали по торсу!.. Так приложило, что я едва не выронил ствол!..

Еще одна свинцовая битуха пролетела рядом с головой!

Стреляют!.. И по мне тоже палят, мать их!!!!

Я начал ответку с некоторым запозданием; мне потребовалось время, чтобы уйти с линии огня, чтобы качнуть стрелка!..

Звучно, громко – на фоне хлопков пистолета с глушителем – треснул выстрел из «ЧЗ-75»! И еще! И еще!!

Уж вторую мою пулю он точно словил!.. В черепушку попал! Хрена ли по корпусу стучать битами; надо в голову стрелять, коль расстояние позволяет!..

Я всадил в уже оседающую, рушащуюся спиной назад мишень еще две пули!.. И увидел, что по тротуару вдоль дома в мою сторону – в нашу с Ларисой сторону – бежит еще какой-то типок!

Этот начал стрелять на ходу!..

Палил он, похоже, не по мне – или не только по мне! Метил по женщине, рухнувшей на асфальт!..

Чуть пригнувшись, смещаясь к ряду машин, чтобы найти за ними укрытие, я больше наудачу, чем прицельно, зарядил по второму стрелку остаток обоймы!..

– Что за хрень! – Я не узнал собственный голос. – Мать вашу!..

Но дуракам – а я и есть распоследний дурак, – как известно, везет! Я таки попал в этого второго, я срубил его метров так с десяти или двенадцати!..

Неподалеку заполошно заголосила автосигнализация; у меня под черепом тоже били бой звонкие тревожные молоточки.

Я занял новую позицию, втиснувшись в ряд припаркованных тачек: с одной стороны прикрылся микроавтобусом, с другой – джипом кого-то из жильцов.

Дыша с посвистом, прислушиваясь разом ко всему, к внешним шумам и к собственным ощущениям, в том числе и к болевым, я перезарядился и изготовился к стрельбе.

Лариса лежала на асфальте всего в каких-то метрах пяти от меня.

Ее поза – с подвернутой под себя правой рукой – мне решительно не нравилась…

У подъезда, разбросав ноги, разлегся некто в прикиде, похожем на мой нынешний. Ствол с глушаком валялся метрах в трех от него.

Еще дальше и правее, на тротуаре, лежал второй боевик.

Эти двое, как и женщина, неподвижны; но вот их-то позы, их неподвижность как раз меня радовали.

Я подумал – среди прочего, – что если бы нападавших было не двое, а трое или четверо, то мне был бы кирдык. Не спас бы надетый под куртку и свитер «бронник». Повезло также, что у стрелка, выбежавшего из подъезда номер тринадцать и попавшего в меня, ствол был с глушителем. Если бы не навинченный им на пистолет ПБС, пуля, чей удар я и без того вполне ощутил ребрами, могла бы пробить, прошить надетый на мне бронежилет.

Я осторожно высунулся из укрытия. Переметнулся к Ларисе; присел возле нее на корточки. Держа в правой руке ствол, вертя головой и рыская глазами во все стороны в поисках неведомо чего или кого, левой принялся трясти ее за плечо.

Не дождавшись реакции, перевернул ее на бок… Неспешно, но и не медля, вытер окровавленную ладонь о полу ее демисезонного пальто.

Пуля попала Копыловой чуть выше правого глаза. Я сокрушенно вздохнул.

Среди всего прочего это означает и то, что она больше никому и ничего не сможет рассказать.