…Ура, труба зовет!

у Джильдины синие глаза

И а-а-а-алы-ы-ы-ый рот!

Она оглянулась с подозрением, прорычала:

– Это что… за песня?

– Боевая маршевая, – объяснил я. – Алый рот – это кровь течет по губам! От разрывания клыками врагов в яростном бою.

– А-а, – сказала она благосклонно, – ну тогда хорошая песня. Правильная.

– Кровь по губам, – сказал я, – ага, правильная.

Я то и дело спотыкался, всматриваясь в приближающуюся стену Барьера. Сверкающая молочная стена тумана уходит и уходит ввысь, а там бритвенно-острым краем врезается в накаленный небосвод.

– А что с той стороны? – спросил я. – Как выглядит? Кто-нибудь рассказывал?

Ее глаза стали настороженными.

– А то не знаешь… Или не знаешь?

Я сказал поспешно:

– Я видел только один участок, через который и… прошел. Но в других местах может быть иначе.

– Ну ты и дурак, – сказала она пораженно. – Я таких еще не видела! У Барьера нет участков. Он один. И везде одинаков. Это как кольцо у тебя на пальце…

– У кольца надписи на одном участке, – сказал я, – а на другой стороне пусто.

– Не кольцо, – поправилась она. – Как река! Как река, свернутая в кольцо. Вода перетекает с места на место, потому везде одинаковая.

– Ага, – сказал я, – ну тогда да. Я вспомнил, я ж ничего не помню! Это я так, догадки строю. Умные и так все знают, а я вот догадки строю. Теоретик я, значит… Мыслитель.

Она оглянулась, на лице отвращение наполовину со злостью.

– Мыслитель!.. А ты понимаешь, что здесь если не убивать – убьют тебя?

– Я, как Америка, – объяснил я, – никогда не прибегаю к насилию. Кроме тех случаев, когда я сильнее. Потому что я демократ.

Она даже остановилась в великом изумлении.

– А это что?

– Ох, – ответил я стыдливо, – даже не спрашивайте. А то такое отвечу, самому уже стыдно. Спина моя покраснела?

– Нет…

– Вот видите, уже даже спина не краснеет! До чего докатился с этой демократией. Ничего не стыдно.

Она скривилась и пошла быстрым шагом, бросив презрительно:

– Да уж.

– Я ж демократ, – сказал я печально. – Жизнь бесценна, даже у такого, как я.

Но она уже не слушала, уходя быстрым шагом. Усталый, как не знаю кто, я спешил со всех ног, как же хреново без коня! Да еще без такого, как Зайчик. Тот везде бы прошел.

Я спросил в спину:

– Сколько, говорите, сам мир внутри этого кольца в диаметре?.. В смысле, от края и до края в самом широком месте?..

– Много, – ответила она раздраженно. – И мало.

Много, это понятно – не удается перебить на такой огромной территории всех опасных зверей и пометить опасные места, но и мало, потому что не попутешествуешь. Все-таки здесь – огромный мир, из-за скал, гор, крутых спусков и подъемов, ущелий и разломов, пропастей – сотни ярдов не пройдешь по прямой. Приходится спускаться, подниматься, возвращаться, петлять, а еще везде входы в подземные шахты, бесконечные пещеры, где якобы находятся целые города…

– Странно, – сказал я, – что никто не попытался захватить власть в свои руки. Как будто здесь не люди вовсе!.. В самом широком месте сколько, изволите сказать?

– Полторы сотни миль, – рыкнула она. – Или чуть больше. Никто не знает. А что?

– По ту сторону, – объяснил я, – и то находятся сумасшедшие, что пытаются стать властелинами всего мира. А здесь так и вовсе все просится в одни руки.

Она приподняла верхнюю губу в усмешке, попугав меня заодно клыками.

– Думаешь, не пробовали?

– А что помешало?

– Жиголост, – ответила она лаконично.

– Ага, – согласился я. – Ну да, Жиголост, это все объясняет. Дефо говорит, что в его время нашлась бы сотня тысяч отважных англичан, готовых не на жизнь, а на смерть сражаться против папизма, не зная даже, что такое папизм – человек или лошадь.

Она вскинула брови.

– Это ты к чему?

– Я тоже не знаю, – ответил я честно, – что такое Жиголост! Это человек или лошадь?

Она смерила меня уничтожающим взглядом.

– Это ты не человек… и вообще никто! А Жиголост – великий маг, уже несколько сот лет живет на вершине башни, что в самом центре нашей земли. Он мог бы сам стать властелином этого мира, но не стал… и другим не позволяет. А так вообще он никогда никому не показывается… А что? Надеешься с ним пообщаться?

Я скромно опустил глазки.

Для ночлега она снова отыскала пещерку. Впрочем, отыскивать нетрудно, когда знаешь, где. Мы поужинали, а потом она вдруг сказала буднично, но в мою сторону не смотрела: