– Реви, реви, – сказал я победно.

Джильдина уже сбросила мешок, я по ее примеру тоже освободил плечи от лямок и сразу ощутил себя лучше. Монстр попытался соваться мордой в щель, но не проходил даже кончик рыла.

Наконец морда исчезла, я с облегчением решил, что монстр забыл о нас, но взамен протянулась длинная волосатая лапа, величиной со ствол зрелого дерева. Джильдина начала поспешно отодвигаться, чудовищные когти нависли в опасной близости.

– Пошел вон! – закричал я и рубанул мечом. – Мы ж с тобой одной крови, ты и я! Ты понял, скотина?

Лезвие вошло в плоть, рассекло до кости. Монстр жутко взревел, срезанный палец упал к нам, брызгая кровью.

Джильдина вскрикнула зло:

– Ты что сделал?

– Заставил убраться, – ответил я как можно бодрее.

Не признаваться же, что сделал глупость. Мужчине еще бы признался, но не перед женщиной… Монстр, как все животные, скоро бы забыл о нас, у зверей так: с глаз долой – из памяти вон, но теперь этот гад нас запомнит, станет караулить.

– Он притащит камни, – сказала она, – и забьет ими щель! Или вообще разломает эту щель, но нас достает.

– Он меня уже достал, – буркнул я. – Что ему надо? Дурак какой-то.

Она сказала трезво:

– Это ящерник. Они самые сильные во всем Круге.

– Человек, – ответил я, – это величайшая скотина в мире. Так что этот ящерник еще пожалеет, что с нами связался. Особенно с вами, благородная из благороднейших, леди Джильдина!

– А почему со мной?

– А вы еще и женщина, – объяснил я. – Это ваще… Ладно, я тут посоветовался с народом, и мы решили, что уже почти ночь, нам все равно где-то искать пристанище? А этот дурак сам его для нас подыскал. Мы еще и спасибо ему сказать должны…

– Ты ж ему палец отрубил, – сказала она язвительно.

– Да, – признался я, – это я поступил неблагодарно. Но он, по-моему, сказал какие-то нехорошие слова. В ваш адрес, конечно.

Она спросила с подозрением:

– Почему в мой?

– В свой я бы стерпел, – объяснил я. – А за ваше светлое и чистое имя, за вашу незапятнанную репутацию несокрушимой девственницы и вашу избегаемость случайных связей я обязан был вступиться, как мужчина!..

Она фыркнула.

– Ложись спать, мужчина.

– А что, не поедим? – спросил я встревоженно. – Хотя, конечно, на ночь есть вредно…

– Запах жареного мяса заставит его торчать тут всю ночь, – ответила она хмуро. – Так что терпи.

– Жить надо дольше, – согласился я. – И чаще. Как ваша благородная спина, леди Джильдина?.. Я страшусь, что она может потерять непередаваемую горделивую осанку лебедя. Давайте я ее малость разомну?.. Осанку. Заодно и спину. И вам польза, и я буду чувствовать, что хоть чем-то полезен. А то, понимаете, моя благодарность меня так распирает, что вот-вот взорвусь и все здесь забрызгаю. Оно вам надо?

Она фыркнула:

– Не надо.

Двигаясь с тяжеловесной грацией молодого носорога, она сбросила одежду и легла лицом вниз. Широкая богатырская спина раскраснелась, натертая ремнями, блестит от пота. Я по-хозяйски оседлал ее круп и принялся разминать трапециевидную, дельты, трехглавую, двухголовую, в смысле – двуглавую, широчайшую, даже широчайшие, оттуда перешел к двуглавой бедра, икроножным, большим ягодичным и малым, это чтоб не сказать, что именно я усиленно и с нарастающим интересом массажировал.

Ее дыхание замедлялось, я прислушивался ко всем нюансам, тело в какие-то моменты напрягается и превращается в подобие мраморной статуи, хоть и разогретой на жгучем солнце, затем снова медленно расслабляется. Женски-мягко-податливым никогда не становится, но я с дрожью в теле чувствовал, что и это нечто новое для железномускульной бодибилдерши.

Однако ее тело слишком уж дремуче, пришлось вернуться к плечам, пошел вниз по длиннейшей мышце и соскочил на остистую и нижнюю заднюю зубчатую, задержался на поясничном треугольнике, здесь часто застаивается кровь, придавил и погонял кровь по внутренней косой мышце, потом по наружной. Разогрелась, чувствую, как ее тело начинает реагировать само по себе, и тут она приподняла голову и сказала хриплым чужим голосом:

– Ящерник еще не ушел?

Я оглянулся, но отсюда не видно, поневоле слез и подкрался к выходу. Выглядывать не приходится: ветерок заносит в пещеру запах сильного злобного зверя. Я перешел на запаховое, мир помутился, но я держусь за стену, зато увидел, как размытое запахами чудовище бродит поблизости от пещеры, не упуская из виду выход, и в то же время поглядывая по сторонам в поисках возможной добычи.

– Не ушел, – сообщил я, отворачиваясь от выхода в неуютный мир.

Мне показалось, что ее немножко ведет, но справилась и пошла осматривать пещеру. Другого выхода, похоже, нет. Под дальней стеной журчит ручей, за тысячи лет прогрыз русло достаточно глубокое, а в том месте, где завихряется водоворотом, прежде чем нырнуть под стену, создал небольшой бассейн, емкостью с бочку средних размеров.