Считалось, что нахождение под наклоненной Иверской иконой («осенение благодатью») очищает человека от всех горестей и бед, сулит продолжительное благополучие и удачу и особенно помогает тяжело больным. Н. А. Бычкова вспоминала, как не только исцелилась, но и сделалась очень набожной ее юная знакомая: «Болела больно Анна Александровна. Не то горячка, не то воспаление в легких. При смерти была. Не чаяли встанет. Пластом лежала. Напротив ихнего дома к купцам Иверскую Царицу Небесную принесли. Надежда Дмитровна со слезами кинулась, просит икону к больной дочери. Священники перешли дорогу, внесли образ к Анне Александровне, молебен заздравный отслужили. И над ней, над болящей, Божью Матерь наклонили. Еле могла губами приложиться. С тех пор только лучше стало… Помогло. Стала Божий храм посещать… Рано вставала в церковь к средней обедне, часов в восемь молиться ходила. Очень стала усердная до Бога» [328] .

Еще одним чтимым в Москве образом была икона Боголюбской Богоматери, установленная на Варварских воротах Китай-города. Празднование ей было 17 июля по старому стилю, в память избавления Москвы в 1771 году от великой чумы.

Центром праздника была Варварская площадь. Огромный образ спускали со стены и устанавливали на особом помосте под балдахином, украшенным цветами. Трое суток возле иконы специально приезжавшие архиереи, настоятели монастырей и духовенство из соборов непрерывно служили молебны. Большинство москвичей считали своим долгом непременно приложиться в эти дни к образу (в остальное время он висел высоко на стене) и стечение народа на площади поэтому было неимоверное. Порядок поддерживал большой наряд пешей и конной полиции. Место, где стояла икона, обносили канатами и устраивали несколько проходов — один для мужчин, другой для женщин и третий для женщин с детьми. К каждому выстраивалась длиннейшая очередь. В толпу, разумеется, ввинчивались нищие и карманники, не желавшие упустить добычу. Расхаживали разносчики со съестным и торговцы «святостью» — крестиками, иконками, книжками с описанием иконы и прочим — и мелкие образки с изображением Боголюбской в эти дни расходились десятками тысяч штук (их покупали и для себя и для родных и знакомых). В конце третьего дня приезжал сам митрополит, служил торжественный молебен, и икону вновь поднимали на стену — до следующего года.

Всякий набожный москвич считал своим долгом время от времени совершить и дальние паломничества, выбраться в какой-нибудь из почитаемых подмосковных или иногородних монастырей или даже отправиться на богомолье в Киев или ко святым местам в Палестину. Большинство поездок на богомолье приходилось на летнее время. Существовала даже особая классификация паломников: «черный» народ (городские и пригородные крестьяне) ходил на богомолье от Святой до Троицы (с апреля до середины июня, когда не было сельхозработ). «Красный» народ — торговый, городской люд — шел в Петров пост, перед Макарьевской ярмаркой. «Белый» — дворянство — отправлялся на богомолье в конце лета, в Успенский пост. К Троице ходили через Крестовскую заставу и летом здесь бывало очень многолюдно; в Киев на богомолье отправлялись через Серпуховскую заставу.

Вплоть до появления железных дорог большинство паломников, особенно из простонародья, старались дойти до святого места пешком. Н. А. Бычкова вспоминала: «Дала нам свое разрешение Марья Дмитровна на богомолье в Угрешский монастырь пойти… Собрались мы: я с Анной Александровной да Настасий Александрович с сыном экономки Прасковии Васильевны, Сережей. Филиппа Платоныча с нами отправили, чтобы вещи нес. Еды нам с собой надавали, словно не на два дня, а на два месяца. Колбас, котлет — это на богомолье-то! Смеху, веселья сколько было. Молодость, да что и говорить! Пешком шли, всю дорогу хохотали. В трактире богатом на полпути останавливались. Дорогонько с нас взяли, по 5 копеек с человека, чай мы там пили, закусывали. На другой день к вечеру домой возвратились» [329] .

Все же публика почище предпочитала поездку в экипаже, причем в середине века богомолье по окрестным монастырям нередко совершали в многоместных «линейках». В этом открытом экипаже поездка по проселочным дорогам и «большакам» (большим дорогам, обсаженным еще во времена Екатерины Великой березами), мимо полей, лугов, рощ, деревень и сел превращалась в увлекательное путешествие. До монастыря добирались обычно в один день, поскольку самой дальней поездкой был Троице-Сергиев монастырь — семьдесят верст, а остальные все лежали ближе. Выехав из Москвы на лошадях часа в три ночи, к вечеру следующего дня (к шести часам) добирались до Троицы.

По пути к Троице совершали все положенные действия: пили чай в Мытищах, кормили лошадей в Братовщине или Талицах. За Братовщиной посещали колодцы-«кресты»: считалось, что святой Сергий, проходя этими местами, указывал посохом, где рыть колодезь; там их и вырыли и рядом установили кресты. В сезон богомолья возле колодцев было традиционное место ночлега троицких паломников. Здесь же устраивались палатки с подвижными печами и пекли блины.

Следующая обязательная остановка была в Хотькове, где были погребены родители преподобного Сергия. Здесь непременно служили по ним панихиду. Все знали, что святой Сергий «особенно благоволит к тем из благочестивых молельщиков, которые прежде его гроба придут приложиться ко гробу родителей его» [330] .

Даже когда появились железные дороги, путешествие «к Сергию» обставлялось с некоторой торжественностью, тем более что ехать туда первоначально было довольно долго. В 1860-х годах, когда железная дорога была только проложена, поезд отправлялся из Москвы ежедневно в 8 часов утра, а приходил на место лишь в 16.10, так что обратно можно было уехать только на другой или третий день, тоже утренним поездом (стоила поездка в один конец от 80 копеек в третьем классе до двух рублей в первом). В конце века до Сергиева Посада добирались за два с половиной — три часа, и богомольцы стали оборачиваться в один день.

В монастыре останавливались в гостинице. Заказывали обед (традиционно рыбный и с киселем) или чай (нередко постную снедь, особенно отменную московскую белорыбицу, привозили с собой), за который приглашали знакомых монахов или послушников. Порции в гостинице были огромные, как в Москве: полторы порции хватало на четверых. Затем шли в лавру, прямо в Троицкий собор. Стояли обедню, прикладывались к мощам Святителя, потом обходили остальные храмы, также прикладывались к мощам, к иконам, осматривали ризницу. Выходили на крепостную стену посмотреть на окрестности. В трапезной покупали кусок знаменитого монастырского ржаного хлеба; в книжной лавочке — иконки и книги.