Я подумал, что вообще-то он прав. Чем моложе щенок, тем больше отвергает опыт старших, непокобелимо уверенный, что все знает и понимает, а все остальные - дураки набитые. Особенные дураки - так называемое старшее поколение.

Эльрих кивнул застывшим слугам, те внесли столик и быстро заставили его вином и сладостями. Эльрих сам налил мне в золотой кубок, спросил с напряжением в голосе, стараясь не встречаться взглядом:

–  Теперь-то, маркиз, вы не отправитесь… принимать свое хозяйство? Я имею в виду то, о котором вы говорили с такой тоской?

Я спросил настороженно:

–  Почему?

Он развел руками:

–  Ну… теперь у вас такая власть… такая мощь в ваших руках, и никто не стоит на пути… зачем вам-то мелкое хозяйство?

–  Согласен, соблазн, - согласился я горько.
– Но я, дорогой барон, хоть и дурак, но грамотный. А грамотный дурак - это, знаете ли… Он может сойти и за очень умного, если пустит впереди своей дурости свою же грамотность. Я как раз из таких дураков. То есть я по своей грамотности понимаю, что цивилизация, живущая за счет золотых рыбок, хрен когда полетит к звездам. Да что там звезды… Она и велосипед никогда не придумает…

Людвиг послушал, бледная улыбка тронула его бескровные губы. Он прикрыл глаза, а барон Эльрих бледно и напряженно улыбался, на висках выступили бисеринки пота от трудных и пока тщетных попыток понять меня.

–  Маркиз?… - спросил он почти шепотом.
– Золотых рыбок?

Я отмахнулся:

–  Щук из проруби, джиннов из кувшинов, бутылок, ламп, колец Соломона или Саурона, ребят из сундучка… Какая разница? Когда за меня делают - щас я буду горбатиться, ага, размечтались!… Нет уж, только в поте лица можно… Без пота не получится. Может быть, и без крови не удастся. Недаром же Каин Авеля еще тогда, как пример нам, как земледельцу надо с кочевниками… И вообще неплохой пример! Недаром говорят, хороший пример заразителен.

Эльрих помотал головой.

–  Маркиз, простите, мой разум не успевает за вашей мыслью.

Я усмехнулся:

–  Дурацкой.

–  Как скажете, - поспешно согласился он, но тут же добавил: - Только в ней есть какой-то странный смысл, но от меня он пока ускользает… Я только понял, что вам очень не хочется этого делать.

Я сказал раздраженно:

–  А что тут непонятного?… Да я с такой властью, как вы верно, хоть и с неохотой, заметили, такое здесь могу!… Но на самом деле, что я могу? Еще кого-то убить?… Многих убить? Ну и что?… Стать королем?… Расширять свои владения с помощью армии демонов? И что? Я насмотрелся на придурков, что дерутся за трон. Нехорошие - строят козни и подлости, а хорошие - разоблачают и убивают гадов. И все ради того, чтобы самим сидеть жопой на троне!… Вот только бы доползти до трона, обламывая ноги, и сесть! Все, баста. Цель жизни выполнена!

Бледность на лице барона превращалась в синюшность, жилы выступили четче, вздулись, а капли пота укрупнились и срывались по лбу и щекам. Глаза стали отчаянными, взгляд бегал по моему лицу, ища подсказки и не находя.

–  Маркиз!
– взмолился он.
– Но… а как же иначе?

Я остановился, перевел дыхание. Внезапная ярость начала испаряться. Злым голосом, в котором теперь больше горечи, я сказал:

–  Я-то знаю, как…

–  Как?

–  Так, - ответил я, словно с усилием глотал настойку полыни, - как мне очень не хочется.

Эльрих оторопело умолк, но поднял веки Людвиг, взгляд совсем усталый, всмотрелся в меня пристально.

–  И что… сэр Ричард, вы так и поступите?

–  Да!
– прорычал я.
– Да! Потому что человек - это не то, что он есть, а то, чем быть должен!… Вам-то это должно быть понятно!

Он кивнул.

–  Да, - произнес негромко и невесело, - мне понятно. Удивительно, что и вам…

Я скривил губы.

–  Как вы ловко обозвали меня дураком.

Эльрих охнул и отскочил, но король лишь криво усмехнулся:

–  Не прикидывайтесь, что не поняли. Я понял это только в свои семьдесят лет, а вы, как могли, в свои… уж не знаю, сколько вам, но у вас пока что возраст драчливости. По крайней мере, должен быть.

–  Он и есть, - ответил я, - да только теперь взрослеют быстрее… Ладно, Ваше Величество! Оставлю вас отдыхать и мыслить над картой Гессена. А у меня тоже дел, дел…

Они чувствовали, что говорю с тоской, ну никак мне не хочется браться за эти таинственные дела, рад бы остаться с ними, но мужчины обязаны делать не то, что могут, а что должны.

Двери за мной захлопнулись, я шагнул в огромный зал приемов, народу множество, все возбужденно разговаривают, редко когда столько новостей в один день, будет о чем поговорить с домашними по возвращении.

Я прошел через зал, передо мной расступаются, словно впереди идет ударная волна и всех сметает с дороги, как сухие листья.

Еще один зал, они все проходные, я уже чувствовал за стенами нетерпеливую жизнь улицы, но, когда спускался по лестнице, навстречу быстро взбегала леди Элизабет, за ней две ее камеристки.