— Не перепутаю…

Пощелкивая кусачками, штатский вышел из квартиры. Участковый нервно подмигнул Генке.

— Чего язык-то распускаешь? Еще пугать вздумал!

— Он первый начал.

— Сам, значит, виноват.

— Да ладно, не переживайте, — Гена пересел на стул, на котором до этого располагался штатский, по-хозяйски забросил ноги на компьютерный стол. — Ну, побаловался разок, с кем не бывает.

— Значит, все-таки взламывал этих парней?

— Какой там взлом, пощупал чуток, и все. За что сажать-то!

— Ох и дурак ты, братец! — сняв с себя фуражку, Александр Витальевич комическим, сотни раз обыгранным в фильмах движением, обтер лоб платком. Генка мстительно хмыкнул. Тот, кто придумал фуражки, явно не заботился о комфорте служивых.

— А с Шушей у тебя какие отношения?

— Никаких.

— И снова ты врешь, — участковый осуждающе покачал головой. — Он же здоровенный лоб! С криминалом водится, на рынке трется.

— Ну и что? Зато чемпион города по кикбоксингу.

— Ага, вот ты и держишься за его подол.

— Никто не держится! Я с братом его в одном классе учусь, только и всего.

— И с братом нечего водиться. Нашел себе дружка!

— Сын за отца не ответчик. А брат — за брата.

— Это как сказать… — Александр Витальевич приблизился к окну, цепким взглядом обежал знакомый до последней проплешины двор. Внизу на лавочке общались старушки — как водится, переливали из пустого в порожнее, жаловались на болячки, ругали больницы. Глядеть на них было одно удовольствие — и сухонькие, и упитанные, и сгорбленные, и все — неравнодушные. Участковый подумал, что скоро таких не останется вовсе. Все начнут следить за фигурами, красить волосы, подтягивать кожу и заниматься фитнесом. Лавочная дружба канет в небытие.

— Мда… — он грузно развернулся, ногой тронул стоящий у стены чемоданчик. — А это у тебя что?

— Проектор для фотопечати.

— Здорово! Я тоже когда-то любил печатать.

— Если хотите, забирайте.

— Как это?

— А просто. Взяли, подняли и унесли.

— Ишь как просто! Не жалко?

— А чего жалеть! — Гена пожал плечами. — Еще и катушечный магнитофон где-то пылился. То ли «Астра», то ли «Яуза». Если надо, отдам. Мне этот гроб ни к чему. Сейчас главный бог — цифра.

— Ага, знаю. Флэшки, СиДи…

— СиДи — уже на свалке. Давно ДиВиДи идет. Только это тоже лет на десять максимум. Потом кристаллы заработают. Или какая-нибудь оптобиология. Так что забирайте.

— Легко же ты вещами бросаешься. — Участковый кивнул на заставленный аппаратурой стол. — Мужик-то правду говорил — не на родительские деньги куплено.

— А хоть бы и на свои!

— Откуда они у тебя — свои-то?

— Зарабатываю. Программы продаю, опытом делюсь.

— Знаю я твой опыт… — Александр Витальевич ткнулся глазами в оклеенную картинками стену и неожиданно покраснел. На многочисленных цветных распечатках красовались фигуристые девицы — все с саблями, автоматами и мечами. Тут же по соседству культуристы в байкерских кожанках усмиряли сверкающие мототанки, а татуированные лохмачи душили в руках электрогитары. — Ну и комната у тебя! Ни окон, ни дверей, полна горница зверей.

— Одно окно есть, — проворчал Генка, — то есть, было.

— Какое еще окно?

— Я про это, — подросток указал на компьютер. — Петр окно в Европу прорубил, а это мое окно — в мир.

— Если бы ты из этого окна только глядел, но ты ведь еще тащишь!

— А вы докажите!

— На, Кулибин хренов! Думаешь, просто так к тебе заявились? — участковый достал из кармана распечатку, сердито развернул. — Сам я в этом мало что смыслю, но это вроде как следы и улики. Твоя машина насвинячила, не чья-нибудь. И спецы из «Магнолии» это докажут.

Генка удостоил бумажку небрежного взгляда и покривился.

— Пусть попробуют!

— Дурила ты! — Александр Витальевич рассердился. — Посмотри на свои руки — одни кости без мяса. Небось, на турнике ни разу не подтянешься.

— Я не альпинист.

— Не альпинист… Тебя даже в армию не возьмут!

— А я и не рвусь. Чего я там не видел? Дедов с пьяными прапорами?

— Во-во! Нагляделись, понимаешь, передач! Что ты можешь знать про армию?