Вошедшая Анна вскрикнула от неожиданности и изумления, увидев Лидию, и бросилась ее обнимать. Лидия не сразу заметила, что Анна пришла не одна. Они стояли, обнявшись, и торопливо забрасывали друг друга вопросами о прожитых врозь годах, не дожидаясь ответов, потом засмеялись, отстранились, оглядели друг друга и Анна вспомнила о своем спутнике.

— Лидочка, дорогая, познакомься, пожалуйста, с нашим лучшим другом, бывшим опорой в скитаниях все эти годы, Федором Михайловичем Давыдовым. Лидия Викторовна Левина — невеста моего погибшего на фронте брата.

Лидия подняла глаза на мужчину, стоявшего у двери, и чуть вздрогнула от неожиданности. Перед ней был тот самый «благодетель», принявший участие в ее балетной карьере и фатально изменивший ее жизнь. Лидия не видела его с тех пор, с последнего свидания в Стрельне, и теперь, почти через десять лет, быстро пришла в себя и поздоровалась совершенно равнодушно. Федор Михайлович поцеловал ей руку и Лидия подумала, что он несколько постарел, но зато похудел, утратив второй подбородок. Екатерина Федоровна пригласила всех пить чай и за столом обращалась с Федором Михайловичем, как с родственником. Интересно, думала Лидия, вспомнил ли он меня, или таких как я у него было столько, что и не упомнишь? Она внимательно посмотрела на него и заметила, что он тоже украдкой разглядывает ее. Лидии стало неприятно. Между тем Аня рассказывала об их жизни на Кавказе и бегстве из революционной России.

— Ах, Лидочка, ты и представить не можешь, что мы пережили там. Голод, холод, тиф… Большевики два раза брали власть на Кавказе, потом их оттесняли. Расстрелы, виселицы… Когда мы бежали из Минеральных Вод, попали под артиллерийский обстрел. Большевики стреляли прямо по подводам с беженцами. Потом мы зимовали в Анапе. Жили в такой комнатке, почти в сарае. Потом перебрались в Новороссийск и тут нам повезло, судьба свела с Федором Михайловичем и Софьей Леопольдовной, царствие ей небесное! Если бы ты видела, как мы жили два месяца в вагоне! А чем питались!

— Ну, не преувеличивай, Анечка, бывали моменты! — добродушно вставила Екатерина Федоровна, — Помнишь, как в Анапе мы ходили завтракать в греческую кофейню? Купим по дороге чуреков, вкусных, почти горячих, и в кофейне берем по стакану «греческого кофе». Ты, Лидочка, такой и не пила, тебе, может быть, показался бы невкусным, а мы наслаждались! Варят они его прямо в молоке с сахаром. Кстати, там часто встречали Кшесинскую с сыном и сестрой. Она превосходно держалась. В одной блузке и старой потертой бархатной юбке так и проходила всю зиму.

— В Новороссийске начался настоящий тиф. Все вагоны на вокзале были переполнены беженцами, — продолжила рассказ Аня, — Тут мы и оказались соседями с Давыдовыми. Когда Софья Леопольдовна заболела, я ухаживала за ней, Федор Михайлович мне помогал. В санитарном поезде мест не было, да и умирали там скорее. Никогда не забуду, как хоронила мужа молодая графиня Ирина Воронцова-Дашкова: на подводе, в грубом сосновом гробу, а графине собрали черную траурную одежду, у кого что было. Софья Леопольдовна умерла в конце января двадцатого года. Мы ждали очереди плыть в Константинополь. Все ехали туда и ожидали выдачи визы. Все мечтали о Париже.

— Если бы мы отправились в Константинополь, до сих пор сидели бы там, — вставляет Екатерина Федоровна, — Спасибо Федору Михайловичу, это он устроил нас на итальянский пароход до Венеции. Мы плыли с Великой Княгиней Марией Павловной и ее сыновьями. Так что визу мы ждали довольно цивилизованно в Венеции. Пока добрались до Парижа, пока устроились, пока Аня нашла работу, опять-таки благодаря Федору Михайловичу… Лидочка, о тебе мы слышали, но разыскать пока возможности не было. Это счастье, что ты сама приехала в Париж! Надолго?

— У меня ангажемент в Гранд Опера. Через неделю первый спектакль. Я, пожалуй, пойду, Екатерина Федоровна. Теперь мы часто будем видеться.

Лидии хочется уйти, она неловко чувствует себя в присутствии Давыдова. И ей хочется поплакать о маме. Но он встает и тоже прощается, спросив ее разрешения проводить домой. Лидии приходится согласиться. Они идут, пересекая шумную Авеню де л`Опера, Лидия молчит и Давыдов какое-то время собирается с духом, прежде чем заговорить.

— Лидия Викторовна, мне трудно описать чувства, которые я испытываю, увидев вас снова через столько лет. Я предполагаю, что вы не можете питать ко мне особо дружеских чувств, но прошу вас… — Лидия сделала неопределенный жест и он повторил еще раз настойчиво, — Я прошу вас, позвольте мне изредка видеть вас. Не отталкивайте меня сразу. Возможно со временем я смогу оправдаться перед вами и завоевать снисхождение.

— Если мы увидимся у Екатерины Федоровны, я не смогу избегать вас. Но… Мне трудно быть благосклонной. Простите.

Давыдов молча взял ее руку и поцеловал.

Когда Лидия снова встретилась с Аней и они разговаривали откровенно о пережитом за эти годы, о Давыдове не было сказано ни слова. Но словно специально, он все время попадался на глаза Лидии. У Екатерины Федоровны он бывал очень часто. Анна рассказала между прочим, что Давыдов очень удачно распорядился весной семнадцатого года своим капиталом, переведя все во Францию, и теперь не испытывал, как большинство беженцев, нужды. Старые связи в министерствах Европы помогли ему устроиться неплохо при министерстве иностранных дел, Аню он взял секретарем. Если бы не его помощь, они с Екатериной Федоровной остались бедствовать в Константинополе, как сотни других русских эмигрантов. Ане Федор Михайлович очень нравился. К счастью Лидия не могла так часто бывать у них вечерами, занятая в театре, а приходила к Екатерине Федоровне днем, когда та в одиночестве сидела над переводами своих книг, которые решила попытаться издать здесь. Они пили чай и вспоминали петербургскую жизнь, Лидия расспрашивала о детстве Андрея и убеждала Екатерину Федоровну, что теперь получает от разговоров о нем большое удовольствие.