Шрифт:
– Тебе спасибо. Оля очень устала, ей без тебя было бы трудно. Показывай, где поворачивать. Что-то подзабыл я дорогу.
Детдом больше был похож на больницу.
Старую, обветшавшую, с запахом хлорки и подгоревшей каши.
Сергей поставил сумки в углу тесной комнаты, которую Марина назвала «хозблоком», и провел рукой по жирной широкой трещине на стене.
А здание-то в аварийном состоянии, несущие стены потрескались, того и гляди, перекрытия обрушатся, подумал он.
Это была вторая мысль не про отца за последние дни.
Мысль неприятная, если не сказать – тягостная, – учитывая, что в этих стенах живут и без того обездоленные дети.
– Каждый год по чуть-чуть латаем, а что толку? – словно извиняясь, сказала Марина. – На капитальный ремонт денег нет. Юра обещал помочь. Ну, если мэром станет…
– Да тут не капиталить, тут новый дом нужен, – в сердцах Сергей ударил рукой по стене, от которой тут же отвалился кусок штукатурки. – Черт знает что.
Позади, в дверях, кто-то чихнул. Марина подлетела к пацаненку лет восьми.
– Голубок! А ты почему здесь?
Мальчишка был ослепительно рыжим – словно его в солнечный свет обмакнули. Он посмотрел на Сергея огромными голубыми глазами и деловито осведомился:
– Здравствуйте. А вы кто?
– Ванечка! – Марина сказала это с упреком, но тут же поцеловала пацана в огненные вихры.
– Я строитель, – серьезно ответил Барышев.
– А вас как зовут? Меня – Иван Петрович Голубев, – мальчишка протянул Сергею маленькую ладошку, и даже на ней были веснушки, а еще они оккупировали его щеки и нос.
Сергей пожал ему руку.
– Сергей Леонидович Барышев.
– А вы что строите?
– Дома, брат.
– Большие?
– Разные. Но обычно – большие.
– С бассейнами?
– Бывает, что и с бассейнами.
– А я… не умею плавать. А мама и папа у вас есть?
– Ваня! – Марина потянула его за руку, порываясь увести от Сергея, но Ванька с неожиданной ловкостью вывернулся и спрятался за спиной Барышева. – Ванечка, Сергей Леонидович строит дома в другом городе! – Марина словно оправдывала Барышева.
– А у нас?! – крикнул Ванька. – Почему нам никто не строит?!
Трещина оскорбительно щерилась на стене. Снизу – требовательно смотрел Иван Петрович. Его голубые глаза с оранжевыми, как солнце, ресницами требовали справедливости.
Действительно – почему?
Почему он строит отели, театры, банки, супермаркеты и до сих пор не построил ни одного детского дома?!
Барышев подхватил Ваньку на руки и, глядя ему в глаза, сказал:
– Ничего, мы справимся, Иван Петрович! И дом построим, и деревьев насадим, и сыновей нарожаем…
Ванька обнял Сергея за шею и… поцеловал в щеку.
Марина хотела его одернуть, но, увидев улыбку Барышева, рассмеялась.
– Ты, брат, президентом будешь, вон как дела решаешь!
– Мне надо маму сначала найти, – серьезно ответил Ванька. – Без мамы какой президент…
У Марины в глазах заблестели слезы, а Сергей…
Он уже точно знал, какой детский дом здесь будет.
Нужно было думать, что делать с квартирой и дачей – продавать, сдавать?
А также решать – кому отдать многочисленные книги по медицине, как распорядиться с мебелью и посудой, цветами и сувенирами, письмами, старыми фотографиями, одеждой и всеми мелочами, которые окружают любого человека при жизни и становятся ненужными после его смерти.
Предстояло своими руками разрушить все, что составляло ежедневную жизнь Леонида Сергеевича, потому что после отъезда в Москву в этой квартире некому будет жить.
Это было невыносимо.
Цветы Ольга раздала соседям. И решила – не стану больше ничего ни отдавать, ни продавать. Не могу, не хочу… Будем приезжать сюда с детьми на недельку-другую. Будем печь любимые пироги деда с брусникой, ходить на рыбалку, собирать малину на даче… И тогда частичка привычной жизни Леонида Сергеевича останется.
Не придется снимать со стены портрет мамы Сергея и убирать с комода бронзовую статуэтку Гиппократа, да и комод этот – старинный, резной, – продавать не нужно.
Сергей наверняка одобрит ее решение.
Едва Ольга скинула этот камень с души, позвонила Ангелина Васильевна.
– Надя в больнице, – сообщила она. – Но вы не волнуйтесь, уже все хорошо.
– Что? Что случилось? – Ольга поняла, что задала глупый вопрос и ответ может быть только одним – «напилась ваша подружка до полусмерти», но Ангелина Васильевна вдруг грустно и очень проникновенно объяснила: