Я тебе тут яблоки принесла. Ничего, пусть тут лежат, потом съешь.

А я вчера у своих была.

Лева у нас — очень! Я им рассказываю, конечно, про черта в ступе, про звезду Альфа-Центавра, что на ум взбредет, а он мне говорит: «Бабушка, на звезде люди жить не могут. Там — газы». Представляешь? Это же только второй класс, подумай ты! Говорит: «Я буду биофизиком». Ты представляешь? Это же биология и физика вместе! Как интересно! Я это люблю!.. Катя, конечно, у нас попроще, но тоже — очень!

Недавно с ними в театр ходила, на «Евгения Онегина». На них, конечно, все смотрели: они же красавчики. Но критики, я тебе скажу! Татьяна пишет письмо Онегину, а они говорят: «Айседора вышла на балкон». Ну, помнишь, там балкон обвалился? Публика, конечно, возмущалась. Но я уже скромно молчала. Они ведь чего только не видели!

А в каникулы я их собрала всех троих и пошла гулять на Тверскую. Они затащили меня в «Пиццу-хат». Со мной же очень легко: куда они — туда и я. Измазались этой пиццей все по уши. Что хорошего? Пирог с сосисками — и больше ничего…

Лена?.. Крестила Лёлю недавно… Ага… С крестиком теперь бегает. Что — правильно?! О чем ты говоришь! Религия — это, понимаешь, опиум для народа! Религия разобщает людей. А ты говоришь — правильно… Ну, пусть, если нравится…

Костя с Таней?.. Ничего… Костя едет во Францию на год. По работе. Таня тоже с ним. Как это называется: пустить Дуньку в Европу? Да? Она — красивая? Ну, может быть. Не знаю… Тебе виднее… Костя — занимается. Очень много. Ни слова из него не вытянешь.

Недавно я в газете прочитала — Севка принес, не помню, в какой… Подожди, дай вспомню… Черт, склероз!.. Ну, не важно, очень интересную статью о том, что, оказывается, недавно открыли еще один радиоактивный элемент, изотоп, что ли. Не важно, в общем. Звоню Косте. Спрашиваю: «Ты читал статью?» А он что-то буркнул — и все. Я ему говорю: «Чем же ты живешь? Ты же ученый! Ты должен всем интересоваться! Ты же от жизни отстанешь!» Понимаешь, как-то не так жить надо. Вот у нас, например, в субботу, если Лена не едет к своим в гости, утром я позавтракаю, Лёлю отправлю в музыкалку, Лена с Севой — в магазин, а я — в Филевский парк. Ну ты знаешь, у нас там. И — на целый день. Проще надо как-то жить, понимаешь ты…

Да, между прочим, расскажу тебе.

Недавно я сидела в Филевском парке. Сижу и читаю. Там какие-то женщины на скамейках тоже сидят, но ты же знаешь, что меня сплетни не интересуют. Я же выше этого. Я лучше возьму книжку и почитаю. Ну вот. Сижу я, читаю. И вот на другом конце скамейки садится молодой человек. Лет ему, наверное, двадцать семь — двадцать восемь. И вдруг он говорит: «Вы знаете, у меня такая трагедия! Я был у друзей, мы праздновали там день рождения, засиделись, и я поздно вернулся. А жена, конечно, подумала, что я был у женщины, и меня не пустила. И вот я уже вторые сутки ночую где придется. Я вижу, что вы женщина опытная. Посоветуйте, что мне делать?» Как — неправда? Честное слово! Он так сказал. Какой бомж?! Очень прилично одет. Брюки, правда, мятые, но он же дома не ночевал… Ты думаешь? Хм!.. Может быть, ты и права. А я как-то не подумала…

А я сейчас с такой женщиной познакомилась в метро, пока к тебе ехала! Понимаешь ты, нашего возраста, а выглядит! Больше пятидесяти не дашь! Клянусь! Без всякого грима — даже помады нет. И она мне рассказала, что она каждый день ходит пешком десять километров. В субботу она идет в туристический поход, ну, знаешь, разные такие маршруты есть. А зимой — лыжи. Почему — не для нас? Например, десять километров — это же просто! Я, например, в Филевском парке гуляю и, конечно, могу пройти десять километров!..

Устала? Ну ладно, поспи. А я — домой. Мои завтра на работу утром. Выздоравливай. А то мне Лена всегда говорит: «Смотрите не болейте! Заболеете — ухаживать не буду: сразу в больницу отправлю». Шутит, конечно, но болеть нам нельзя. Вот так! Ну, пока, дорогая!

— Лизанька, родная! Хорошо, что ты позвонила! Ну как ты?

А я вчера была у Марьи Петровны в больнице. Пролежни, конечно. Выглядит не очень. Я ей зубы заговаривала, отвлекала.

Мы же в одном отделе были. Ты уже не застала. Работали до умопомрачения. Это уже когда я с Карельского фронта вернулась. Свекровь ужин на работу приносила. Проверяла меня, конечно. Думала, что я гуляю. А мы заработаемся до часу ночи, идти домой страшно. Троллейбусы не ходят Мы на столах спали. Столы огромные. А во время войны однажды бомба разорвалась напротив, так взрывной волной выбило стекло. А я как раз под окном лежала. Хорошо, что дверь распахнулась и меня вынесло. А то бы убило к черту! Как же не бомбили? Еще как бомбили! А в центре дома высоченные. Угол дома так и срезало. А ночью ходили зажигательные бомбы тушить. В одном ведре вода, а в другом — песок. Дежурили на крыше. Один раз бомба упала рядом, а мужчина испугался, отскочил и головой — прямо в ведро. Честное слово!

А утром к Маше домой сбегаем — она рядом жила, — умоемся, позавтракаем — и опять на работу. Так и работали. А ты говоришь…

А в самом конце войны Маша сделала огромную шляпу с полями. На нее в этой шляпе все смотрели — очень ей шла, несколько лет в ней ходила. Вообще Маша интересная была… Ну, не знаю… Может быть, она и производила такое впечатление… Мужчины у нее, конечно, были, но вообще она вполне… Я, глядя на нее, тоже себе такую шляпу решила заказать. А тут вдруг как-то приходит телеграмма от свекрови — она тогда с мужем и Севой уже во Владивостоке были, муж там служил: «Если хочешь сохранить семью, советую немедленно приехать». Ну, я, конечно, собралась, Костю на родителей бросила — ему пять месяцев было — и поехала. Приезжаю, выхожу из вагона — а там военные, офицеры! А на мне — шляпа и труакар! Ну, сама понимаешь…